Опишем теперь всю схему модальностей. Если «возможное», согласно философу, есть то, что логически непротиворечиво, то «невозможное» равносильно логически противоречивому. Соответственно, невозможному полярно противостоит «необходимое»: это то, отрицание чего ведет к логическому противоречию, то есть было бы логически невозможным. «Случайное» же есть то, противоположное чему не ведет к логическому противоречию, то есть непротиворечиво, или возможно (17, sect. 16–27, 1–3).
Эта система модальностей действует в рамках Лейбницева рационализма и обладает поэтому как гносеологическим, так и непосредственно онтологическим значением. Поэтому «необходимое» есть не только то, что неизбежно вытекает из законов логики и вечных истин и само представляет собой вечные истины (3, с. 66), но и «метафизически достоверное» (5, с. 146), «необходимость метафизическая» (3, с. 258, ср. 9, с. 31). «Случайное» же отнюдь не есть нечто беспричинное, но просто-напросто все то, что происходит не фатально, а как бы с «косвенной» необходимостью (3, с. 66). В письме Косту от 19 декабря 1707 г. Лейбниц указывал на случайное как на синоним фактически происходящего в реальном, то есть окружающем нас мире (7, с. 33)[6].
Лейбницу, считавшему логические основания реальными причинами, как только идеалистическая схема сталкивалась с реальными фактами действительности, приходилось уступать напору последних. Если всякое реальное отношение интерпретировалось им как логическое, то при обратной ситуации дело обстояло иначе. И он был согласен с тем, что далеко не всякое отношение, будучи логически возможным, тем самым оказывается уже реально действительным. Поэтому «случайность» в особой логической трактовке (случайно то, что логически возможно[7], т. е. логическое отрицание чего не ведет к формальному противоречию) и в трактовке фактуальной (то, противоположное чему возможно, т. е. не ведет к противоречию) не могут совпадать абсолютно. Значит, понимание соотношения сущности и существования как перехода из возможности в действительность требует уточнений и дополнений, поскольку встают вопросы: чем логически отличается действительное от возможного? Можно ли считать, что все действительное есть только случайное? Не состоит ли действительное из случайного и необходимого?
Лейбниц пришел к следующим результатам. Все логически возможное уже существует в логике независимо от того, построили ли ныне живущие логики то или иное логически истинное утверждение, исчисление и т. д. или же еще не построили его. Для некоторого абсолютного разума (называемого Лейбницем «богом») все в прошлом, настоящем и будущем открываемые логические структуры уже существуют как данные, как некая абсолютная истина. Поэтому логически возможное совпадает с логически действительным. Ведь как логическая модальность «возможность» в логике столь же действительна, как и «действительность». Отсюда вытекает определение истинности как соответствия предложения возможной или актуальной действительности. Мало того, именно в двузначной логике возможное совпадает с необходимым, потому что логическое отрицание непротиворечивого (возможного) неуклонно ведет к логически противоречивому утверждению (невозможному) и мы получаем тем самым определение необходимого (3, с. 42 и 87). Соответственно случайное совпадает в самой логике с невозможным: внутри ее невозможного быть не может и оно исключается, а случайности факта в ней не выводимы.
Что же касается действительного мира, то в нем существуют случайности, однако в нем не может быть ничего невозможного. Но это не значит, что случайное в действительном мире совпадает с возможным. Во-первых, наш мир не возможен, но действителен. Во-вторых, не все возможное, то есть логически непротиворечивое, реализовано в эмпирической реальности как нечто необходимое или же в виде случайных фактов. В-третьих, по Лейбницу, можно даже сказать, что мир, если брать его в целостном виде, «случаен», ибо возможен какой-либо иной мир (и даже иные миры), иначе физически (фактически) устроенные, чем наш мир, хотя и подчиняющиеся тем же самым логическим законам (в том числе и «антимир», построенный на основе отрицания фактов нашего мира). Но тут же надо добавить, что неверно, будто фактические содержание и структура нашего мира «только» случайны с логической точки зрения: ведь, согласно Лейбницу, наш мир в целом необходим, но в особом, моральном смысле (из всех возможностей высшая творящая сила не могла бы избрать к реальному существованию какой-либо иной мир, менее полный и совершенный, ибо это было бы с моральной точки зрения недопустимо).
Таким образом, три поставленные выше вопроса получают у Лейбница не совсем ясный ответ. Действительное от логически возможного отличается наличием чего-то такого, что неопределимо и что испаряется в логике, но наличествует в реальном мире. Некоторые стороны действительности случайны (их фактическая структура присуща нашему миру, но могла бы не быть у иных миров или же могла бы не быть у нашего мира, если бы он стал «иным»), но в действительности реализованы и черты логически непротиворечивого (возможного и логически необходимого), а значит, в действительности есть нечто и от необходимости. Кроме того, в целом не случайно, но необходимо то, что реализован именно наш мир. Но большая ясность ответов и не могла быть достигнута на почве идеалистического рационализма иначе, как ценой полного разрыва с «упрямыми» фактами материальной действительности.
Само выделение Лейбницем «случайного» по чисто логическим основаниям неизбежно проводило грань между логическим ratio (основанием) и физическим causa (причиной), и «там, где не доказана логическая необходимость, может быть физическая» (4, с. 442). Физическая необходимость, не будучи необходимостью логической, попадает в рубрику логически случайного, но, спрашивается, откуда в нашем мире может взяться «случайное» в Лейбницевом смысле, если весь этот мир есть продукт перехода логически возможного в реально действительное? Далее мы увидим, что Лейбницу пришлось в конечном счете отвергнуть существование случайных фактов и постулировать опосредованное выведение того, что представляется нам эмпирически случайным, из логически необходимого. Это наложило глубокий отпечаток на его учение об истине и привело к феноменалистскому отождествлению вещи с конъюнкцией ее свойств (предикатов).
Методологическая роль законов логики
Но прежде выясним, какую методологическую роль в учении об истине играют, по Лейбницу, законы формальной логики. Мы уже видели, что закон противоречия выступает у Лейбница как средство построения схемы модальностей, из которой вытекают определенные характеристики мира. Соответственно этот закон действует и при построении характеристик истины.
