«17.01.1979 г., московское время 0625
Охотское море
… того же числа прошлого месяца мы с тобой расстались и сегодня уже ровно месяц как друг друга не видим.
Сейчас читаю интересную книгу сборник приключенческих рассказов и повестей за 1975 год. Есть очень интересная повесть Михаила Демиденко «За великой стеной» — о женщине пиратов, орудовавших в Юго-Восточной Азии. Это на вахте. А в каюте читаю два номера «Молодой гвардии», в них интересное произведение И. П. Шамякина «Торговка и поэт».
Несколько лет спустя, в 1986 году, был снят фильм «Тайны мадам Вонг», где главную роль играла известная актриса Ирина Мирошниченко. Не исключено, что за основу сюжета было взято именно это произведение, хотя сценаристом значится Станислав Говорухин.
Да и кто бы мог подумать, что через двадцать шесть лет я получу от Ивана Петровича Шамякина роман «Зенит» с автографом на белорусском языке: «Ловкачеву Алексею Михайловичу — на добрую память, с пожеланиями успехов в труде, счастья в жизни. 8.XI.93 г.». Хотя с Иваном Петровичем вживую мы не встречались.
«19.01.1979 г., московское время 0545
Охотское море
Оказался в роли толкача, то есть веду учет партийных поручений и напоминаю и толкаю в плечи того, кто забыл о своем поручении».
Действительно, тогда я был озадачен таким поручением. Почему именно мне? Ведь пробивным я себя не считал, наверное, все-таки был настырным и докучливым. А может, во мне заметили задатки организатора и пытались развить их? Ведь в партийных организациях так и поступали — подмечали в человеке полезные черты или таланты и помогали им пробиться наружу, закрепиться на практике. Сколько людей нашли свое место в жизни благодаря внимательности к ним партийных лидеров! Как и мне в милицейской деятельности пригодился опыт общительности с людьми, взятый из работы над партийными поручениями.
В первой автономке по какому-то поводу для Михаила Михайловича Баграмяна было заказано исполнение песни белорусских «Песняров» «Заболела, заболела голова…», на что командир Олег Герасимович не замедлил откликнуться репликой:
— У Баграмяна вечно голова болит.
Как я полагаю, намек был на то, что голове интенданта атомного подводного стратегического ракетоносца всегда найдется, от чего болеть.
Прошли годы, и для уроженца Баку, армянина по национальности Михаила Михайловича Баграмяна белорусская столица стала второй родиной.
«20.01.1979 г., московское время 0510
Охотское море
… если планы не поменяются, то в марте у нас профотдых, а в апреле — отпуск. Но если признаться, то эти сроки еще не единожды переменятся, так что от судьбы-злодейки можно ждать чего угодно.
Сейчас читаю на вахте Юрия Соловьева, а в каюте П. Загребельного «Разгон».
Профотдых — после автономного плавания экипажу атомной подводной лодки полагался не то профессиональный, не то профилактический отпуск, в зависимости от количества дней нахождения в море. После первой автономки он у нас составлял двадцать суток.
Профотдых — предпоходовый, межпоходовый, послепоходовый, после смены с боевого дежурства. Организуется в домах, базах отдыха, на госпитальных судах, а также на кораблях при войсковых частях.
Личному составу подводных лодок перед выходом на боевую службу 20 суток и более — предпоходовый отдых 3 суток предоставляется за 10 суток до выхода в море:
10 суток — за 30 суток похода;
15 суток — за 45 суток похода;
20 суток — за 60 суток похода;
24 суток — за 90 суток похода.
Офицерам, сопровождающим личный состав, на профотдых предоставляется послепоходовый отдых продолжительностью 50% установленной нормы.
На путь следования выдаются воинские перевозочные документы.
Офицеры, мичманы в межпоходовом отдыхе отдыхают в доме отдыха Тихоокеанского флота «Паратунка».
«Паратунка» — прекрасный курорт в Долине гейзеров на Камчатке. Уникальное по красоте и целебности место!
«23.01.1979 г., московское время 1910
Охотское море
… по моей вине моему товарищу Шуре (Хомченко) прищемило пальцы, сильно, даже раздробило кость. Кто присутствовал, тот испытал неприятные минуты».
К сожалению, подробностей не помню, но что было — то было. В отсеках, напичканных большим количеством железа, получение травмы не редкость, скорее, рядовое событие. Например, в нашем отсеке верхнюю и нижнюю палубу разделял лоток торпедопогрузочного устройства (ТПУ). При погрузке-выгрузке торпедного боезапаса лоток устанавливался в положение сорока градусов наклона. В обычном состоянии этот лоток для верхнего помещения был палубой, а для нижнего — подволоком (потолком). Со стороны нижней палубы лоток имел гидромотор, который настолько неуместно торчал, что самая крайняя его часть — сливная гайка-пробка — была отшлифована… головами бедных подводников. К процессу шлифования подводники отнеслись очень ответственно, а некоторые даже фанатично. Так, однажды на этой злополучной гайке я обнаружил фрагмент вживую содранного скальпа вместе с волосами.
А на другом ракетоносце «К-421» проекта 667БД, что на Северном флоте, мичман Николай Архипов, ростом два метра, зимой и летом ходил на корабле в шапке-ушанке. Не потому что было холодно, а потому что ему было больно ударяться о выступающие внутри прочного корпуса железяки. Ведь подводникам не выдают специальных шлемов, как например танкистам.
«24.01.1979 г., московское время 0400
Охотское море
Сегодня прошло ровно полгода с того момента как мы познакомились. Сейчас вспоминается тот день. Утром я поднялся, собрался, меня провожала мама. В минском аэропорту встретил Наташу (сестру Петра Калинина) с детьми, Игорем (мужем Наташи) и тетей Светой (мамой Наташи). Своим рейсом мы улететь не смогли — когда заняли места, вдруг объявили, что самолет, ввиду неисправности, лететь не может. И мы вынуждены были выйти и ждать решения своего вопроса. В здании аэропорта родители нас встречали, как будто мы уже вернулись с юга. Все пассажиры нашего самолета «рассосались» по другим рейсам, остались только люди с детьми. Когда и мы заняли места в другом самолете, то обнаружилось, что нас осталось не более двадцати человек.
Наконец мы в Симферополе. Здесь нас должна была встретить Смирнова (Лена), однако мы ее не нашли (она не встретила нас из-за задержки рейса). Взяли билеты на троллейбус и поехали. В Алуште нам также ничего не знакомо, как и в Симферополе. Я наугад вышел к морвокзалу — кое-как уехали из Алушты. И вот мы в Рыбачьем.
С величайшим трудом мы нашли себе пристанище. Я остался с детьми и чемоданами у хозяйственного магазина, а Наташа пошла искать жилье, однако это у нее не получилось. Мимо магазина проходил мужчина с собутыльниками, увидев нас и войдя в наше бедственное положение, предложил жилье в своем доме. Устроившись, в тот же день я решил пойти на поиски Смирновой и заодно осмотреться на местности. Пошел в сторону моря, к бухте Любви. Дойдя до небольшой бухточки (у горы, с которой отец Онуфрий бросался камнями), решил вернуться обратно. Шел не вдоль берега, а по тропинке, лежащей ближе к дороге. Мне показалось, в ней было что-то знакомое. Дойдя до Смирновой и остановившись возле нее, посмел вмешаться в ее оживленный разговор с незнакомыми парнями. Уже не помню, что она мне говорила, но вид у нее был глубоко ошеломленный, глаза стали квадратными. Схватив меня «за жабры», потащила в поселок, к вашей девичьей обители. Там она забежала в дом и вернулась вместе с тобой. Первых слов не помню, помню только, как мы пожали друг другу руки (ты была в халате, косынке и шлепанцах). И тут кто-то предложил прогуляться. Мы забрели (кстати, уже вечерело) на территорию строящегося пансионата, где устроились на отдых и травили анекдоты. Лидировала в этом виде единоборства, разумеется, ты. Как расходились, не помню.
