На протяжении года темы записей остаются неизменными.
Четверг, 3 октября: «Приехал в “Лиммерхоф”, отель нашей команды. Я всегда мыслю позитивно. Так что и из этой ситуации нужно извлечь лучшее. Лучшее: мой хенди здесь работает, так что друзья смогут до меня дозвониться».
Понедельник, 21 октября: «В самолете Swiss Air выдают журнал Blick. В этом номере три фото Лолиты в кабине частного самолета и ее интервью: “Лотар знает, что я летаю. Но его это не касается. Сейчас каждый из нас идет своей дорогой”».
Суббота, 4 октября (в ресторане в Китцбюэле он столкнулся с Матиасом Саммером): «Я подхожу к нему, поздравляю с титулом лучшего европейского футболиста года. Называю ему номер его мобилы, ведь я часто ему звонил, и теперь понимаю, почему не мог дозвониться: в “Боинге” мобила не берет».
Пятница, 14 марта (после кризисной встречи в «Баварии», когда коллеги обвинили Маттеуса в том, что он все передает прессе): «Конечно, я знаю, что мои контакты с журналистами делают из меня легкую мишень. Тем не менее я здесь уже давно и понимаю, что можно говорить, а что — нет. Часто за завтраком у меня кусок застревает в горле, когда я читаю, какие секреты выплыли наружу. Лежу в постели и не могу уснуть. Обвинения причиняют настоящую боль. Это одно из величайших разочарований моей жизни. Я смотрю в потолок и думаю. Потом становится ясно: завтра, в игре с клубом “Шальке” я больше не хочу быть капитаном».
Читая «Мой дневник», заглядываешь в душу Лотара Маттеуса. И находишь там лишь одно: он — читатель Bild.
Тем не менее тренер немецкой сборной Фогтс взял футболиста на чемпионат мира 1998 года при условии, что он хотя бы иногда будет закрывать рот.
На том турнире я провел прекрасную неделю. Вместе с шестью немецкими журналистами мы жили на вилле на Ривьере в городке Сен-Поль-де-Ванс. Там были барбекю, большой сад и бассейн, в котором мы играли в водное поло по вечерам.
Отель, где квартировала немецкая команда, располагался в трех минутах ходьбы от нашего дома. Однажды вечером к нам заглянул Юрген Клинсманн. Он сидел у нас в саду, пил наше пиво и заявил, что теперь будет приходить каждый вечер, потому что вилла гораздо лучше отеля его команды. Больше мы его не видели.
Через пару дней к нам зашел защитник Кристиан Ворнс. Он также сидел у нас в саду, пил наше пиво и заметил, что в команде не такая уж плохая атмосфера, потому что Маттеус наконец перестал «мутить воду».
«Почему?» — спросили мы.
«Возможно, потому, — задумчиво сказал Ворнс, — что, если тебя все время осаживают, в итоге учишься закрывать рот».
В 1998 году Лотар не был «Боссом» немецкой команды. На его место пришли Клинсманн и Бирхофф. Но после чемпионата мира остался только Бирхофф.
Маттеусу вновь разрешили играть. И в феврале 1999 года, в тот вечер, когда Германия потерпела поражение от США со счетом 3:0, в его номере в отеле во Флориде зазвонил телефон. Это был Эрих Риббек. Он попросил футболиста зайти к нему и рассказать, как должна действовать сборная Германии. Так футболист вновь стал «Боссом».
На часах половина двенадцатого. Спортсмен все еще пышет энергией, но мы падаем от усталости. Немец действительно был хорошим футболистом, и наш последний вопрос: «Каким игроком вы были?»
Маттеусу нравится вопрос. Он считает, что это — его вечер: «Сегодня я говорю все как есть. Я кладу все карты на стол».
«Конечно, я не Марадона, — говорит человек, который в 1990 году стал лучшим футболистом мира, Европы и Германии, а также лучшим спортсменом мира и Европы. — Я был очень быстрым игроком. Если видел место, то использовал его. Если кого-то обгонял, он не мог меня догнать. Я мог бить с разбега. То, что Марадона видел рядом с собой, я замечал издалека».
«Я невысокий, но, к примеру, хорошо играю головой. Я могу делать все — вот что делает меня сильным игроком. У меня всегда была слабая левая нога, но, когда мне исполнилось двадцать восемь лет, Трапаттони научил меня играть левой». Футболист перематывает кассету, проверяя, все ли записалось. Приходит время прощаться. Когда наступает моя очередь, он кладет руки мне на плечи, почти обнимая. Я говорю, что через пару месяцев собираюсь в Нью-Йорк. «Приходи ко мне!» — приглашает Лотар. Я обещаю быть.
В Америке у меня нет времени для встречи, но я хочу увидеть, как немец смотрится на поле. «Метростарз» играет с «Канзас-Сити Визардс» на стадионе «Джайентс». Я сажусь в такси на Таймс-сквер, потом делаю пересадку. Оказывается, Маттеус — не единственный житель города, едва говорящий по-английски. «Джайентс-стадиум»… Индусы-водители повторяют незнакомые слова. Они никогда не слышали о таком месте.
Наконец я нахожу таксиста, который позволяет показать дорогу. На стадионе восемь тысяч зрителей. На поле я замечаю невысокого полузащитника с большой головой, который носится, как говорят в Нью-Йорке, «словно ненормальный». Каждый раз, когда кто-то из его товарищей по команде прикасается к мячу, он вскидывает руки вверх и яростно вопит.
«Метростарз» забивает гол. Футболисты радуются и поздравляют друг друга. На большом экране два комика 1930-х годов танцуют вокруг стола. Но гол только еще больше злит Маттеуса.
Потом забивает два мяча «Канзас-Сити». Немец, как говорят в Штатах, «выходит из себя». Он швыряет нарукавную повязку капитана в Чипа Рида, судью на линии. Рид, похожий на морского пехотинца, кидает ее обратно. Оставшуюся часть матча Маттеус бродит по полю, бормоча что-то себе под нос, словно бродяга с тележкой из супермаркета в метро.
Наша прощальная встреча происходит в отеле под Амстердамом. Мой друг Барт сидит здесь весь вечер в надежде хоть краешком глаза увидеть Лотара Маттеуса.
Уже около полуночи, и футболист пьет пиво в баре с двумя журналистами из журнала Kicker. Я осторожно трогаю его за плечо. «Лотар, — говорю я, — если вам не трудно, для Барта…»
Спортсмен встает и подходит к моему другу. Он больше всего на свете хочет дать тому автограф. «Как пишется имя?» — спрашивает по-английски.
Я пишу на обложке какого-то журнала: «Б-А-Р-Т».
«Я ведь должен написать праффильно», — говорит с немецким акцентом футболист.
«Барту», — ставит он подпись в моем блокноте, хлопает его по плечу, обнимает меня и наконец отпускает нас.
Бедного старину Маттеуса до сих пор не воспринимают всерьез на родине, и от этого страдает его наставническая карьера. Когда я пишу эти строки, он работает тренером в Болгарии.
Октябрь 2000 года
Эдгар Давидс откровенно потешается над футболистами, изучающими историю игры. Представьте его ухмылку, если бы он увидел Яри Литманена, который прекрасным весенним вечером заходил в здание, расположенное на берегу канала в Амстердаме.
