В доме Панина, как водилось при дворе Екатерины, всегда бывал и вечерний прием. Увидев Державина, генерал заговорил с ним, заставил выслушать рассказ о турецкой войне, а после сел играть в карты.
Державину надоело слоняться в покоях вельможи и зевать, глядя на собравшихся. Он подошел к Панину и вновь, как и утром, потянул его за рукав.
— Я еду в Казань, ваше сиятельство, — доложил он, — не будет ли туда распоряжений?
Это было сказано чистосердечно: у Державина действительно накопилось много дел, и задерживаться в Симбирске после объяснения с Паниным он не собирался. Однако Панин вновь обиделся и на этот раз гораздо более серьезно. Он считал, что оказал милость Державину, а тот принял ее как должное и торопится ехать в Казань к Павлу Потемкину, которого Панин терпеть не мог! Каково!
— Нет, приказаний не будет, — сухо ответил он и отвернулся.
Возбудив своим скорым отъездом гнев Панина, Державин в Казани встретился с недовольством Потемкина. Он упрекнул Державина, зачем тот обратился со своим отчетом прямо к Панину, минуя прямых командиров, да еще поехал к нему в Симбирск для объяснений. Потемкин увидел тут неуважение к своей собственной особе, которую ставил весьма высоко, особенно по причине родства с фаворитом императрицы Г. А. Потемкиным, и Державин скоро почувствовал его вражду. Вместо того чтобы откомандировать Державина в Преображенский полк, как это было сделано с другими присланными оттуда офицерами, Потемкин приказал ему вновь ехать на Иргиз искать главаря раскольников старца Филарета.
Державин принялся за сборы, но простудился, тяжело заболел и пролежал всю зиму 1774/75 года. Болезнь расположила его к размышлениям, а подумать следовало о многом.
В Поволжье Державин лицом к лицу столкнулся с океаном народного горя. Он видел, что крестьяне тысячами вставали на зов Пугачева, шли за ним под пули екатерининских солдат, с мужеством отчаяния боролись с сильнейшим врагом. Как же надо было ожесточить народ, чтобы вызвать такую ненависть к власти и каждому ее представителю! И что делать, желая сохранить благополучие России?
Державин искренне считал Пугачева злодеем, посягнувшим на царский престол, но не мог не видеть, что страной нужно управлять по-иному. Подлинным бичом оказалась местная администрация, ее беспощадные поборы и взятки ожесточали народ. Соблюдение законов — вот что Державин счел главным в новых условиях, созданных выступлением Пугачева. Лихоимство и беззаконие должны быть истреблены. О большем он не помышлял.
Опыт, извлеченный Державиным из крестьянской войны, сделал его ярым врагом всех служебных злоупотреблений, горячим поборником строжайшего выполнения законов. Его волновало и оскорбляло непра-восудие, где бы он с ним ни встречался. Мощный порыв крестьянского восстания навсегда остался памятным Державину. Близкое участие в событиях крестьянской войны, отличное знание источников и причин народного недовольства не подтолкнули Державина к пониманию характера самодержавного строя, но во многом изменили его взгляды. Державин утвердился в мысли о том, что закон должен быть единым для всех людей, от крестьянина до царя, и долг правительственных учреждений — заботиться о его неукоснительном выполнении.
В немецкой колонии Шафгаузен, где он устроил свою штаб-квартиру, Державин читал немногие книги, преимущественно немецкие, попадавшиеся ему, и в каждой искал ответа на занимавшие его теперь мысли. Так, он прочел книгу графа Тессина «Письма пожилого человека к молодому принцу» и стал переводить ее на русский язык — рассуждения автора показались ему важными.
Тессин был наставником наследного принца Швеции, позже вступившего на престол под именем Густава III. В письмах он изложил свои взгляды на воспитание государей и их обязанности, приводил советы о том, как разумно управлять страной, не ожесточая подданных и не делая их себе врагами. Многое в книге казалось Державину полезным для русских властителей, но перевести ее целиком ему по каким-то причинам так и не удалось. Начал он и другую большую работу — перевод поэмы немецкого писателя Клопштока «Мессиада» — и опять не закончил ее, отвлекаемый службой и, что более существенно, собственным творчеством: Державин написал несколько од, и это было неизмеримо серьезнее всего, что ему до сих пор удавалось сделать.
Позднее, в 1776 году, он напечатал их под названием «Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае 1774 года». Своего имени на этой маленькой книжке Державин не выставил. Сборник заключал в себе четыре переведенные прозой с немецкого и четыре оригинальные оды. Все они содержали рассуждения о недостатках общества, были направлены против лести, клеветы, угождения, чванства знатностью рода. Державин затронул в стихах волновавшие его вопросы о том, как управлять государством, чтобы избежать кровавых жертв и народного возмущения. Он неумолим в своих требованиях чести, справедливости, правосудия.
Емелька с Катилиной — змей;
Разбойник, распренник, грабитель
И царь, невинных утеснитель,—
Равно вселенной всей злодей.
Поставить рядом царя и Емельяна Пугачева, страшного разрушителя дворянского государства, в дни только что подавленного крестьянского восстания было чрезвычайно смелым и даже рискованным шагом. И Державин сделал этот шаг.
Полтора года, проведенные Державиным среди народа, в огне крестьянской войны, оказались для него поистине переломными годами. Он окончательно сложился как поэт, нашел свою тему, свой особый путь, которым пошел в литературе. Мысли о правде, о законности, о долге поэта возвещать истину становятся ведущими в творчестве Державина, так или иначе они звучат в каждом его стихотворении. Слог поэта избавляется от вычурных украшений, делается резким, прямым, иногда грубоватым. Державин не устает разъяснять то, что кажется ему особенно важным. Он учит, наставляет, требует в своих стихах, и оттого многие строки в них звучат публицистически, отдают риторикой, а не поэзией.
Но Державин и не стремился только к чистой художественности. Поэзия была оружием в его руках, он убеждал, объяснял, наказывал своими стихами, нимало не смущаясь тем, что отдельные строфы его од могли казаться назидательными и скучными. Важно было вновь и вновь утвердить заветную мысль о правде, о законе, одинаково обязательном для главы государства и каждого его подданного, и тут Державин не страшился повторений.
Только в марте 1775 года Державин получил приказ закончить командировку и возвратиться в Москву, но выполнил его не сразу. Он отдыхал в Шафгаузене от волнений предыдущих месяцев, набирал силы после изнурительной болезни и занимался литературным трудом. Державин выехал в июне, в Казани повидался с матерью и к торжеству заключения мира с Турцией— 10 июля 1775 года — вернулся в Преображенский полк.
