Все трое со страхом взирали друг на друга. Первая мысль: а как же фильм? Что скажет Фанк, когда узнает?!
Солнце клонилось к закату. Тренкер помчался в Кортину за санями, а Шнеебергер, в наступающей тьме, взвалил пострадавшую себе на спину и пустился в длинный многотрудный путь в долину, чтобы выиграть время и ускорить помощь. Дул резкий, пронизывающий ветер, свистя вдоль склонов и кружа поземкой. Сгибаясь под ношей, Шнеебергер спотыкался, поскальзывался на насте, и тогда оба летели в снег головами вперед. В конце концов они не смогли дальше двигаться, сели на корточки на лыжах, ожидая возвращения Тренкера. Морозило, но холод никак не мог унять боль в ноге у Лени.
На следующий день, когда нога бедняги снова была закатана в гипс, все трое отправились на вокзал, а оттуда на поезде — в Швейцарию, к Фанку. Ни одному из них не хватило мужества позвонить ему и сказать, что случилось…
* * *
Впоследствии Арнольду задавали вопрос, как он сумел практически за одну ночь написать сценарий фильма для танцовщицы, о которой он ничего не знал, да еще на сюжет, который был ему в новинку, он отвечал: «В первую очередь я был заинтригован блестящими рецензиями, которые печатались о ней.
И вот вопрос, от которого я не мог удержаться: что случится, если свести это существо, одержимое танцем, с мужчиной, одержимым горами?
Весьма возможно, что страсть потянет их друг к другу, но до какой стадии это дойдет? Скорее всего кончится разрывом, ведь их два мира — как два разных полюса. Это подало мне идею написать «Священную гору», конкретно имея в виду увлеченную жизнью Лени Рифеншталь и типичного горца вроде Луиса Тренкера».
Мысль Фанка оказалась пророческой: трагедия развернулась почти сразу, как он пригласил обоих в Оренбург. «После того как мы отобедали у меня дома, я отправился в библиотеку, чтобы взять нужную мне книгу. Возвращаюсь, и что же? Вижу Лени в углу моей красной барочной софы, а пред нею на коленях — Луис Тренкер».
«Акт первый», — подумал Фанк и благоразумно ретировался.
Не так рассказывает эту историю Лени Рифеншталь. По ее словам, Фанк, застав ее с Тренкеном в страстном объятии, побледнел точно мел, а затем, рыдая, закрыл лицо ладонями; после этого он выбежал из дому и бросился в маленькую речку. Вытащив несчастного доктора из воды, его в лихорадке и бреду повезли во фрейбургский госпиталь, откуда отпустили лишь утром. На следующий день уже Лени, стремясь предотвратить «брутальный кулачный бой» между кавалерами, стала угрожать самоубийством: вспрыгнула на подоконник, делая вид, что хочет сигануть вниз. Кавалеры отступили друг от друга; Тренкер помог Лени спуститься обратно в комнату, и все трое разошлись, так и не разрядив зловещую атмосферу. Когда Лени вернулась в Берлин, то ей не требовалось магического зеркала, чтобы понять, что, когда начнутся съемки, атмосфера угрожает быть весьма напряженной.
Что касается Фанка, то он отправился в Ленцерхайде для наблюдения за постройкой на льду замерзшего озера фантастического ледяного городка с дворцами 50 футов высотой; он замыслил сцену, в которой двое влюбленных опускаются в глубокую пещеру с мерцающими сосульками. Воображению Фанка было под силу измыслить такое самостоятельно, но избыток пышности наводит на мысль, что он таки пошел на уступку кинематографической искусственности. Возможно, к этому его склонила студия УФА, пожелавшая видеть в его работе больше визуального блеска, тем более что он хотел акцентировать внимание на любовной истории. Ибо, даже если бы он чудесным образом не встретил Лени Рифеншталь, то наверняка — коль он и дальше собирался работать в жанре «горного фильма» — согласился бы с женским присутствием в своей по преимуществу мужской империи. Рифеншталь оказалась на нужном месте в самый подходящий момент. Правда, уже начальные события показали, что в ее присутствии о понятии «тишь да гладь» можно смела позабыть, но работа зашла слишком далеко, чтобы повернуть все вспять. И то сказать, у застенчивого д-ра Фанка душа не лежала к тому, чтобы разыскивать новых кандидаток на роль и проводить кинопробы. Пусть Рифеншталь остается! В конце концов, логично было предвидеть, что она так потянется к Тренкеру! Теперь ему остается только жить с этим. Кто знает, может, со временем эта маленькая ведьмочка обратит на него свой взор так же, как он положил на нее глаз. Он не утратил в себе этой надежды.
…Когда отважная троица с виноватыми лицами высадилась на перрон, то при виде Лени с вновь загипсованной ногой Фанк наверняка почувствовал искушение все-таки поискать ей замену… Но если б знал он, что это — только начало череды несчастий, которые обрушатся на него! Злой рок преследовал «Священную гору» — в первую же неделю Нового года Ханнес Шнейдер, которому вновь отводилась роль лыжника, наткнулся на коварно скрытую глыбу льда, «удостоившись» перелома ребер и бедер в четырех местах. Целую неделю состояние бедолаги было критическим, потом его выхаживали еще шесть месяцев… Другая из звезд-мужчин, племянник Фанка Эрнст Петерсон, исполняя перед кинокамерой «головокружительный спуск с холма», на всем ходу наскочил на скалу — по словам Лени Рифеншталь, его подбросило на высоту 50 футов, и при падении он порвал сухожилие на ноге. Шнеебергер тоже сломал ребро при падении — но то ли это случилось во время лыжных гонок, то ли он просто свалился с обрыва… В довершение всего изменилась погода, и дорогостоящие ледяные сооружения растаяли без следа.
«Итак, наш киносъемочный лагерь постепенно превратился в полевой госпиталь с отчаявшимся д-ром Фанком во главе», — вспоминала Лени. УФА также заартачилась, грозя отказаться от участия в проекте, но никто из команды не верил, что фильм обречен. Рифеншталь делала все, чтобы поддержать у товарищей бодрость духа. Но все, что удалось отснять за шесть несчастных недель, — несколько метров пленки: вдобавок налетел теплый ветер и растопил снег. Проклятая зима, да и только!
Но вот наконец погода изменилась. Снова подморозило, ледяные декорации были восстановлены. С ноги Лени сняли гипс, и съемки возобновились. Для съемок важной ночной сцены были установлены гигантские прожектора, освещавшие замерзший снег и покрытые белыми шубами ели.
«Там было жутко холодно, — писала Лени Рифеншталь. — Затем вырубился электрический кабель — по-видимому, острый лед повредил изоляцию. Все лампы погасли, и камеры замерзли напрочь. Несмотря на все невзгоды, дело казалось мне увлекательным. Съемка кинофильма открыла для меня новый мир, новые возможности, которые я теперь постигаю. Я хочу понять об этом все».
