Несомненным все же является то, что Франко предпочитал считать свое утверждение в новом качестве скорее проявлением милости Божьей, чем следствием малоубедительного вотума доверия со стороны генералитета. И в глазах многих людей каудильо, окутанный легкой дымкой некоторого мистицизма, также выступал в роли спасителя христианской Испании. Подобно тому, как когда-то в результате реконкисты{73} земли родины были вырваны из рук мавров, теперь настала очередь "священной войны" против большевиков. Гражданская война напоминала крестовый поход - una cruzada.
"Антихрист" неуклонно вооружался для борьбы. Правда, Сталин уже приступил к уничтожению старой гвардии большевиков и офицеров; по-видимому, вряд ли он нашел бы разумным в настоящий момент направить советских генералов и современное вооружение в Испанию, где они могли дискредитировать проводимую Кремлем политику коллективной безопасности. Однако решение уже было принято.
Посол СССР склонил Асанью к тому, чтобы поручить Ларго Кабальеро сформировать кабинет, в который вошли бы два коммуниста. Это новое правительство вскоре утратило свой престиж, поскольку, опасаясь наступления войск Франко, бежало из Мадрида в Валенсию. Тем не менее большинство болтливых комитетов исчезло, и генералу Григорию Кулику{74} удалось из отдельных частей милиции сформировать "народную армию".
Другой советский генерал, Ян Берзин, стал военным комендантом Мадрида, защита которого чисто формально была поручена хунте испанских республиканцев. Иван Конев и Дмитрий Павлов занимались организацией доставки из СССР 200 среднетяжелых танков, которым предстояло принимать участие в боях. Яков Шмушкевич командовал советскими военно-воздушными силами, насчитывавшими около 500 истребителей и бомбардировщиков. Лазарь Штерн и Матэ Залка стояли во главе первых интернациональных бригад, которые создавались по решению Пражской конференции.
Мадрид стал бастионом международного коммунизма. Уже 28 сентября в результате советской танковой контратаки стало ясно, что наступающим приходится считаться с угрозой ощутимых ответных ударов. Поэтому национальным силам Испании пришлось теснее, чем прежде, сотрудничать с Германией и Италией. Оба государства, а также Гватемала первыми в мире установили дипломатические отношения с режимом в Саламанке.
5 ноября близ Севильи был сформирован легион "Кондор"{75} под командованием генерала Хуго Шперле{76}, состоявший из 4500 немецких солдат (8 авиационных эскадрилий и 6 зенитных батарей, которым были приданы 2 танковые роты). В начале декабря генерал Марио Роатта во главе Corpo Truppe Voluntarie (CTV) отправился водным путем из Неаполя в Испанию. Незадолго до этого Италия взяла на себя обязательство тайно оказывать Саламанке активную поддержку в период войны.
CTV был направлен в распоряжение Кеипо, который взял Малагу. Легион "Кондор" подтянулся к Мадриду слишком поздно, и Франко 17 ноября распорядился прекратить наступление. В окрестностях университетского городка его войска натолкнулись на непреодолимое сопротивление. В результате трех сражений в течение зимы, в ходе которых предполагалось осуществить блокаду столицы, были достигнуты лишь скромные успехи локального значения в районе Боадильи, Харамы и под Гвадалахарой.
Франко, который руководил операциями из своей штаб-квартиры и часто выезжал на фронт, молча и с тревогой наблюдал за происходящим. Едва ли его обеспокоило поражение итальянцев под Гвадалахарой, свидетельствовавшее об их невысокой боеспособности. Гораздо серьезнее было то, что в первые три месяца нового года к средиземноморскому берегу подошли 26 советских кораблей, имевших на борту 770 специалистов и 5725 тонн груза, в том числе 312 сверхсовременных танков. Кроме того, Мексика в большом количестве поставляла республиканцам легкое огнестрельное оружие.
Задачами гражданского характера глава правительства занимался лишь от случая к случаю. Он вступил в войну не будучи политиком или государственным деятелем, стремящимся к проведению реформ, а в соответствии с традициями выполняя свой солдатский долг. Поначалу он считал вполне достаточным, что Николас Франко поддерживает связь между штаб-квартирой и "Junta tecnica" ("Техническим советом"), сформированной по типу кабинета комиссией комитета обороны, который находился в Бургосе и в значительной степени уже утратил свое значение.
Если принять во внимание разнообразие и многогранность административных и экономических задач, которые приходилось решать, необходимость поддерживать боевой национальный дух народа и проводить мобилизацию в испанской провинции, то станет очевидным, что подобная импровизация была практически непригодной, Она вряд ли могла внести существенный вклад в формирование политической воли и менее всего способствовала этому, например, в случае, когда Николас Франко, опираясь на тайную союзническую договоренность от 28 ноября прошлого года, отправился в Рим с целью склонить последний к принятию тайных мер против осуществления СССР морских перевозок.
Незадолго до этого брат генералиссимуса также пытался объединить политические силы национальной направленности - республиканцев и монархистов - в единое движение или партию, соответствующую современным идеалам. Его неоднократные попытки действовать в этом направлении закончились неудачей.
В момент, когда происходили выборы "главы правительства", Фаль Конде находился за границей. По возвращении лидер карлистов выступил с критикой решения, принятого военными в одностороннем порядке. В конце концов он, не заручившись предварительно согласием генералиссимуса, начал строить планы организации монархической офицерской академии. Терпению Франко пришел конец. Он дал своенравному политику срок 48 часов, чтобы тот покинул страну, что и произошло.
В результате "Традиционалистская партия" (ТП) лишилась личности, игравшей в организации роль лидера. Но и "Испанская фаланга" больше не имела твердого руководства, ибо Хосе Антонио Примо де Ривера, хоть и не принимал участия в Alzamiento и даже скептически относился к этому движению ввиду возможности возникновения в его среде реакционных идей, все же был приговорен "народным судом" республиканцев к смертной казни и 20 ноября 1936 года расстрелян в Аликанте.
Поскольку обе партии поставляли наибольшее число добровольцев, их объединение представлялось уместным. После неудачи, которую потерпел Николас Франко, Рамон Серрано Суньер, чудом уцелевший в ходе кровавой расправы над национально настроенными мадридцами, счел себя призванным к выполнению этой задачи. Во время совместных прогулок в саду епископского дворца в Саламанке он подробно обсуждал проблему со своим зятем.
