Во французской рукописи, посланной в Польшу свидетелем и участником Полтавского сражения, есть некоторые отклонения и уточнения сравнительно с текстом установившейся реляции. Автор отделяет два события: разгром и пленение Шлиппенбаха, командовавшего левым флангом неприятельской кавалерии, причем тут он не называет вовсе ни Меншикова, ни Ренцеля, а затем уже говорит: "В то время как это происходило, его царское величество, заботясь сначала о том, чтобы помочь Полтаве, отделил для этого князя Меншикова и генерала Ренцеля с некоторой частью кавалерии и пехоты по направлению к этому городу, и они отрезали коммуникацию неприятельской армии с осаждающими город. Как только князь Меншиков приблизился к неприятелю, бывшему под командой генерал-майора Розена (Рооса. - Е. Т.), так он напал на неприятеля с фронта и с левого фланга со стороны леса с такой силой, что из трех тысяч их состава почти все были убиты или взяты в плен. После этого действия князь вернулся со своими войсками к полю битвы, - оставив генералу Ренцелю лишь очень немного, чтобы довершить победу над тремя полками, которые были в траншеях, и к которым присоединился генерал Розен (Роос. - Е. Т.). Генерал Ренцель напал на эти три полка с такой храбростью, что после, небольшого сопротивления и малой потери с русской стороны генерал Розен (Роос. - Е. Т.) сдался на милость с остатком своих войск"{9}. Автор французской рукописи называет разгром Рооса "вторичным поражением" шведов, считая первым - разгром Шлиппенбаха.
В своем лживом до фантастичности описании Полтавского сражения участник боя летописец Нордберг представляет дело так, что якобы эта первая бурная кавалерийская атака до такой степени смутила русских, что они уже готовы были уйти за Ворсклу, но, мол, тут шведы сделали ошибку, они остановились внезапно в своем успешном преследовании русской конницы и дали ей время оправиться. А когда царь увидел, что шведы не идут на помощь отброшенному и отрезанному от своих генералу Роосу, то он начал выводить из ретраншемента свою пехоту (для продолжения боя){10}. Все это совершеннейший вздор. Ни одного момента не было, когда Петр помышлял о бегстве русской армии за Ворсклу. Что же касается до "ошибки" шведов, не выручивших погибавшего Рооса, то дело было не в ошибке, но в абсолютной невозможности спасти отряд Рооса. Аксель Спарре, посланный на выручку, не решился пробиться сквозь русские ряды и помочь погибавшим под русскими ударами кавалеристам Рооса. Он вернулся к Реншильду и заявил, что незачем больше думать о Роосе и что "если полковник Роос не может со своими шестью батальонами защитить себя от русских, то пусть убирается к черту и делает, что хочет"{11}.
Спарре был фаворитом Карла XII и поэтому не стеснялся даже с главнокомандующим. Но ясно, что по существу Реншильд с ним согласился. Роос был предоставлен своей участи... Он сдался в плен с немногими, не изрубленными людьми своего отряда. Все это происходило еще в начале боя, когда у солдат еще держалась, правда, уже не весьма крепкая, надежда на победу. Дальше пошло хуже, и шведские участники боя приписывают прогрессировавший упадок духа отчасти тому, что уже с момента проникновения в зону редутов для шведов стала очевидной невозможность отстреливаться сколько-нибудь успешно от обильной и прекрасно снабженной артиллерии противника.
Карл был неузнаваем в это роковое для него утро. Он провел эти невознаградимые ничем утренние часы (от начала шестого до восьми), не решившись отдать ни одного приказания растерянным, раздраженным генералам, стоявшим около его носилок. Если выдохся в неудачной борьбе за редуты наступательный порыв шведской кавалерии, то ведь пехота была еще почти не тронута. Но, очевидно, король видел, что и пехота его непохожа сегодня на ту, которая в прежние годы обеспечивала за ним всегда инициативу в боях. В эти часы, когда кончилась борьба за редуты и еще не началась "генеральная баталия", казалось, наступило затишье перед новым порывом бури. "Как пахарь, битва отдыхает", - сказал именно об этом моменте Полтавского боя великий поэт. Но в русском лагере не было бездействия: шли деятельные приготовления к боевому наступлению сорока двух батальонов, начался постепенный, неторопливый, но непрерывный выход их одного за другим из ретраншемента и занятие намеченной для них позиции. Именно эти три часа почти полного бездействия шведов показали Петру, что враг уступил ему инициативу, а непонятное вначале молчание шведской артиллерии показало русским, что этой артиллерии почти вовсе не существует.
Главные силы шведов, отступившие после жаркого боя у редутов, стояли перед лесом и, по наблюдению Петра, не были способны немедленно напасть на ретраншемент ("увидели, что неприятель от прохода своего сквозь редута еще сам в конфузии находится и строится у лесу"). Русское командование тотчас воспользовалось этим перерывом. Русская пехота была выведена из ретраншемента, ей было придано шесть полков кавалерии, до той поры не участвовавшей в происходящем бою, Русские силы - пехота впереди, кавалерия "позади пехоты обведена" - были выстроены в боевой порядок.
4
Приближался решающий момент, когда на сцену должны были выступить главные силы пехоты, до той поры в сражении не участвовавшие. В шатер Петра вошел фельдмаршал Шереметев в сопровождении "всего генералитета пехотных полков". Уже было начало шестого часа утра, когда царь, фельдмаршал и генералы вышли из шатра, и Петр, сев на коня, начал объезжать пехоту и артиллерию. Петр начал смотр пехотных полков, стоявших под ружьем "во всякой исправности", и затем стал осматривать также артиллерию.
Во время этого, смотра царь поделился с фельдмаршалом таким соображением: у шведов. 34 полка, у русских - 47, "и ежели вывесть все полки, то неприятель увидит великое излишество (перевес на стороне русских. - Е. Т.) ив бой не вступит, но пойдет на убег"{12}. А поэтому решено было не выводить вовсе и держать в резерве в ретраншементе шесть полков: Гренадерский, Лефортовский, Ренцелев, Троицкий, Ростовский и Апраксин и, кроме того, три батальона послать к монастырю "для коммуникации с Полтавой". Когда приказ Петра был объявлен означенным полкам, то солдаты этих полков выразили большое огорчение и стали непосредственно упрашивать царя, чтобы он "повелел им вытти и быть в баталии". Петр счел уместным обратиться к солдатам с разъяснением: "Неприятель стоит близь лесу и уже в великом страхе; ежели вывесть все полки, то не даст бою и уйдет: того ради надлежит и из прочих полков учинить убавку, дабы через свое умаление привлечь неприятеля к баталии".
"Высходе 6 часа" ведено выводить пехоту из ретраншемента, а с половины седьмого пехотные полки стали строиться "в ордер баталии". Первые батальоны полков стали в первую линию, а за каждым батальоном первой линии стал второй батальон того же полка.
