Ознакомительная версия.
96
Слова матери напоминают мне сцену, когда Холден боится, что провалится в забытье, и зовет Алли, просит помочь, не дать пропасть. И то место, гда Холден описывает своего брата, Д. Б. (он — «настоящий писатель»; то же самое говорят о себе и сержант Икс из «Эсме», и Балди из «Симор: Введение»); вернувшись с войны, где он, как и мой отец, пробыл четыре года и участвовал в высадке союзных войск, Д Б. «все время лежал у себя на кровати». Смотри также последнюю опубликованную книгу отца. «Выше стропила, плотники» и «Симор: Введение», и где говорится о послевоенном времени, совпадающем с временем публикации «Над пропастью в ржи»: он, или Балди, написал рассказ «Хорошо ловится рыбка-бананка» «всего через два-три месяца после смерти Симора и вскоре после того, как я сам подобно тому «Симору» в рассказе и Симору в жизни, вернулся с европейского театра военных действий. И писал я в то время на очень разболтанной, чтобы не сказать свихнувшейся, немецкой трофейной машинке».
Смотри «Хэпворт», где Симор просит книги, в которых бы «не было превосходных фотографий». Отец вспыхивал, как порох, при одном упоминании о том, что фотография — тоже искусство.
(Перевод Р. Райт-Ковалевой.) Бэйб тоже держит в нагрудном кармане письмо от сестрички Мэтти, чтобы «функционировать нормально» в своем ужасном окопе; сержант Икс, только что вышедший из госпиталя, не расстается с письмом от девочки Эсме; во всех трех рассказах хрупкое умственное равновесие держится на тоненьких листочках. Письмо Мэтти поддерживает Бэйба среди жуткой до непристойности резни, а конверт сестры Ирмы помогает де Домье-Смиту весь оставшийся день править обнаженную натуру Риджфилда, мужчин и женщин без «признаков пола», «жеманно и непристойно» изображенных.
Перевод Г. Кружкова.
Один из крупнейших универсальных магазинов Нью-Йорка. (Ред.).
Над пропастью во ржи. (Перевод Р. Райт-Ковалевой).
Вместо родных (лат.).
Выше стропила, плотники. (Перевод Р. Райт-Ковалевой).
Я уже упоминала, что Симор ребенком бросил камень в девочку, которая сидела на солнце, и нанес ей серьезные повреждения: так раскроил лоб, что понадобилось накладывать швы. В рассказе все в семье сразу же поняли: это случилось «потому, что она казалась такой хорошенькой», когда сидела на солнце. Я этого не понимаю, но для семейства Глассов и для писателя, создавшего их всех, данный акт вполне вразумителен и имеет почти религиозное значение. Как-то приблизиться к его пониманию я смогла, понаблюдав за своим сыном. Мы прошли через период ужасного раздвоения, когда он то ласкал меня и нежно ко мне прижимался, то вдруг начинал меня бить или чем-то в меня бросать. Это было даже жутко: он вел себя так, когда мы нежно ворковали вдвоем, вовсе не в припадке ярости. Мы предположили, что порой эти отношения (Мама и Я) становятся для него слишком насыщенными, он чувствует, что тонет в них, что я и его любовь ко мне вот-вот засосут его, как в трясину. Его, конечно, наказывали, если он делал это, но и я старалась ему помочь: немного отстранялась, что-нибудь говорила, на время передавала папе часть родительских прав — до тех пор, пока малыш не обретал душевного равновесия. И я снова вспоминаю слова тети: «Они всегда были вдвоем: Санни и мама, мама и Санни. А папу… не признавали, не допускали, хотя он этого и не заслужил». Я знаю одно: мужчина, который слишком близок со своей матерью и не может как следует отделиться от нее, находится в такой же опасности, как и тот, который ненавидит свою мать и не в состоянии сблизиться с женщиной. Важно найти разумную середину, вовремя провести границу.
Когда мы с братом были детьми, отец вручил нам по фотографи какого-то йога и велел засунуть поглубже в нагрудные карманы, куда ворам не добраться, и всюду носить с собой, куда бы мы ни направлялись — в интернат и так далее. Папа никогда не упоминал имени этого йога, а я не спрашивала. Я просто подумала, что он очень похож на дедушку — такой же седой, с пышными усами. Представьте, как я удивилась, увидев фотографию «нашего» йога в самой середине книги Йогананды, присланной матерью. Это был Лахири Махасайя. Йогананда приводит разные чудесные случаи того, как фотография Лахири Махасайи спасала людей от смерти — отводила молнии и так далее.
Поколением позже девушка отца писала, что он приехал за ней в Йель, чтобы увезти с собой навсегда, не на большом «Чеви-Блейзере», а на БМВ, и ей пришлось оставить почти все свои вещи, включая любимый велосипед, с которым она не расставалась с детства. (Этой девушке, Джойс Мейнард, было восемнадцать лет, отцу — пятьдесят четыре.) Она писала, что пока ждала его, все думала об одной однокурснице, с которой подружилась в Йейле, — и вдруг осознала, что, наверное, никогда больше не увидит ее.
Смотри также слова Иисуса к ученикам — Мф.4:18–23; тоже Мф. 10:37–39; Мк 1:16–21; Лк 14:26 и особенно Лк 5:1-12 — «оставили все и последовали за ним».
После того, как в 1960 году родился мой брат, отец наконец позволил матери нанять прислугу (миссис Сойер), которая раз в неделю приходила помогать по дому. Недавно миссис Сойер сказала мне: «Просто не представляю, как твоя мать это выносила. Твоего папы, да хранит его Бог, вечно не бывало дома. Думаю, я была единственным человеком, с которым она за всю неделю могла перемолвиться словом».
Мать сохранила их совместные налоговые декларации. Я их проглядела — конечно же, недели проживания в отелях, дорожные расходы, дарения различным культам и благотворительным учреждениям значатся там черным по белому.
Как и его герой Бадди Гласс, который «столько рассказов, еще в юности, разорвал. (Симор: Введение).
Всем знакомые церковные гимны.
«Ой, отпусти, больно же!». Он чуть ослабил пальцы.
Под редакцией Рэчел Эндерс и Джеймса Р. Асйна; Лос-Анджелес: Федеративный Еврейский Совет Большого Лос-Анджелеса, 1988.
Я отнюдь не считаю, что все буддисты или индуисты — «сектанты», хотя также полагаю, что христианство, иудаизм, ислам и большинство прочих религий имеют много общего с самыми новомодными сектами.
Ознакомительная версия.
