Ознакомительная версия.
Конференция означает для меня и, я верю, для большинства определенный шаг на пути посвящения наших жизней общему делу, но наше положение особое. В настоящее время мы не являемся равноправными членами империи. Мы посвящаем себя ей, основываясь на надежде на лучшее будущее. Было бы неискренностью по отношению к вам и своей стране не сказать ясно и чистосердечно, что это за надежда. Я не ставлю никаких условий для ее осуществления, но вам следует понять, что утрата надежды означает разочарование.
И еще одно, о чем я не хочу умолчать. Вы обратились к нам с призывом забыть о внутренних раздорах. Если это обращение предполагает нашу терпимость в отношении тирании и злоупотреблений чиновников, то здесь я бессилен. Всеми силами я буду оказывать великое противодействие организованной тирании. Призывать нужно чиновников, чтобы они не обходились плохо ни с кем, прислушивались к общественному мнению и уважали его, как никогда раньше. В Чампаране своим противодействием вековой тирании я показал, что есть пределы и британской власти. В Кхеде крестьяне, проклинавшие правительство, теперь понимают, что они, а не правительство, являются силой, когда они готовы страдать во имя справедливости. Говоря себе, что правительство должно быть правительством для народа, население допускает организованное и почтительное неповиновение там, где имеет место несправедливость. Поэтому моя деятельность в Чампаране и Кхеде – это мой непосредственный, определенный и особый вклад в войну. Просить меня прекратить деятельность в этом направлении было бы равносильно просьбе о прекращении жизни. Если бы я мог популяризовать использование душевной силы (а она представляет собой не что иное, как силу любви) вместо грубой силы, я знаю, что я подарил бы вам Индию, которая могла бы оказать открытое неповиновение всему миру. Поэтому я буду постоянно стремиться к тому, чтобы моя жизнь стала выражением вечного закона страдания, а те, кто желает, могли бы следовать моему примеру. Какой бы деятельностью я ни занимался, основным побуждением для нее будет показать несравненное превосходство этого закона.
И наконец мне хотелось бы, чтобы вы попросили министров Его Величества дать твердую гарантию в отношении мусульманских государств. Я уверен, что вы знаете, как глубоко заинтересован в этом каждый мусульманин. И хотя я индус, я не могу относиться безразлично к их делу. Их горести должны стать нашими горестями. Безопасность империи коренится в честном уважении прав этих государств и преданности мусульман своим святым местам, а также в своевременном и справедливом удовлетворении требований Индии – предоставить ей самоуправление. Я пишу об этом потому, что люблю английский народ и хочу пробудить в каждом индийце чувство лояльности по отношению к англичанам».
Вторым моим обязательством была вербовка рекрутов. Где, кроме Кхеды, мог я начать это дело и кого пригласить в качестве первых рекрутов, как не своих сотрудников? Сразу же по приезде в Надиад я устроил совещание с Валлабхаи и другими друзьями. Некоторым из них нелегко было принять мое предложение. У тех же, кому оно понравилось, были сомнения относительно успеха вербовки. Между правительством и классами населения, к которым я намеревался обратиться, не было взаимной симпатии; в памяти людей еще было свежо все, что им пришлось вынести от правительственных чиновников.
И все же друзья высказывались за то, чтобы начать работу. Но когда я приступил к ней, глаза мои открылись. Моему оптимизму был нанесен тяжелый удар. Во время кампании за отказ от уплаты податей население с готовностью и безвозмездно предоставляло нам повозки; и когда нужен был один доброволец, являлись двое.
Теперь же стало трудно получить повозку даже за деньги, а о добровольцах уж и говорить не приходится. Однако мы не унывали, когда не было повозок, ходили пешком, делая порою по двадцать миль в день. Еще труднее было рассчитывать на получение продовольствия. Просить продукты было неудобно, и мы решили, что каждый будет носить продовольствие с собой в сумке. Стояло лето, и поэтому в палатках и постелях необходимости не было.
Всюду, куда мы приходили, устраивались митинги. Народ сходился, но рекрутов набиралось не больше одного-двух.
– Как можете вы, последователь ахимсы, предлагать нам взяться за оружие?
– Что хорошего сделало правительство для Индии, чтобы заслужить наше сотрудничество?
Подобные вопросы задавались нам постоянно.
И все же наше упорство побеждало. Имея уже целый список завербованных, мы рассчитывали, что приток добровольцев станет постоянным. Я уже начал переговоры с комиссаром относительно размещения рекрутов.
Комиссары всех округов, по примеру Дели, созывали у себя военные конференции. На одну из таких конференций в Гуджарате пригласили и меня с моими соратниками. Мы пришли, но я понимал, что это место еще менее подходящее, чем Дели. Я чувствовал себя плохо в этой атмосфере раболепия. Мне пришлось говорить на конференции о довольно неприятных для чиновников вещах.
Я выпускал листовки с призывом к населению записываться в рекруты. Один из моих аргументов был не особенно приятен комиссару: «Из всех злодеяний британского владычества в Индии история сочтет наиболее тяжким закон, лишающий весь народ права носить оружие. Если мы хотим, чтобы этот закон был отменен, если хотим научиться владеть оружием, то нам представляется блестящая возможность. Если средние слои населения добровольно окажут правительству помощь в час испытания, его недоверие исчезнет и запрещение носить оружие будет снято». Комиссар заявил, что ценит мое присутствие на конференции, несмотря на существующие между нами разногласия. И мне пришлось защищать свою точку зрения в самых учтивых выражениях.
На пороге смертиЗа время вербовочной кампании я почти совсем подорвал свое здоровье. В основном я питался арахисовым маслом и лимонами. Зная, что употреблять в большом количестве масло вредно, я все-таки не ограничивал себя и заболел дизентерией в легкой форме, но не обратил на свою болезнь достаточного внимания и вечером поехал в ашрам, что я делал время от времени. Лекарств я тогда почти не принимал, полагая, что, пропустив один завтрак, почувствую себя хорошо. Действительно, это немного помогло. Однако я знал, что для того, чтобы вполне поправиться, необходимо продолжить пост и не употреблять в пищу ничего, кроме фруктовых соков.
День был праздничным, и хотя я сказал Кастурбай, что в полдень ничего есть не буду, она выступила в роли искусительницы, и я не устоял. Поскольку я дал обет не пить молока и не есть молочных продуктов, она специально для меня приготовила сладкую пшеничную кашу не с гхи, а с растительным маслом, а также приберегла для меня полную чашу мунга. Все это я очень любил и охотно принялся за еду, полагая, что не будет большой беды, если я поем совсем немного, только чтобы не огорчать Кастурбай и слегка усладить свой вкус. Но дьявол словно только и ждал благоприятного случая. Вместо того, чтобы съесть чуть-чуть, я наелся до отвала. Этого было вполне достаточно, чтобы прилетел ангел смерти. Через час у меня начался острый приступ дизентерии.
Ознакомительная версия.
