Весной 1930 г. театр Мейерхольда находился на гастролях в Германии. Райх писала на следующий день после первого спектакля «Ревизора». Приписка Мейерхольда: «Это 2-ое письмо в СССР. Первое позавчера детям, а это Вам — видите, как любим». Цит. по: Из переписки Ю.К.Олеши с B.Э.Мейерхольдом и З.Н.Райх. С. 144.
и главный столп ее — директор, о котором, собственно, я и собирался писать рассказ. — Лев Славин дает вполне обыденный портрет этого человека: «Директор Диду-ненко, высокий господин с черной бородкой и с блестками штатского генерала в петлицах виц-мундира…»(Славин Л. Мой Олеша // Славин Л. Портреты и записки. М., 1965.
расстрелянный на Дону атаманом Сорокиным. — Сорокин Иван Лукич (1884–1918), левый эсер, есаул, главнокомандующий советскими войсками на Северном Кавказе в августе-сентябре 1918 г. 21 октября поднял мятеж против советской власти, был убит при аресте в Ставрополе.
Бабушка Олеши — Мальвина Францевна Герлович
МодпиК — правильно: МодПиК — Московское объединение драматических писателей и оперных композиторов — существовало с 1904 по 1930 г.
от бодрости Луговского… — Луговской Владимир Александрович (1901–1957), поэт. С 1930 г. — член редколлегии журнала «ЛОКАФ», участник РАПП.
Я пишу стихотворные фельетоны в большой газете… — Речь идет о газете «Гудок».
я стану нищим... — В конце 1920-х годов Олеша задумал роман «Нищий». Журнал «Красная новь» сообщал читателям о работе Ю.Олеши над этой вещью (1928, № 12). В архиве писателя сохранен черновик начала романа. В своей речи на Первом съезде советских писателей 22 августа 1934 г. Олеша говорил о формировании этого замысла:
«Шесть лет назад я написал роман “Зависть”. Центральным персонажем был Николай Кавалеров. <…> И тут сказали, что Кавалеров — пошляк и ничтожество. Зная, что много в Кавалерове есть моего личного, я принял на себя это обвинение в ничтожестве и пошлости, и оно меня потрясло. <…> Мне хотелось верить, что товарищи, критиковавшие меня <…> правы, и я им верил. Я стал думать, что то, что мне казалось сокровищем, есть на самом деле нищета.
Так у меня возникла концепция о нищем. Я представил себя нищим. Очень трудную, горестную жизнь представил я себе, жизнь человека, у которого отнято все <…> и я решил написать повесть о нищем. И я становлюсь нищим, самым настоящим нищим. Стою на ступеньках в аптеке, прошу милостыню, и у меня кличка “писатель”. <…> Я этой повести о нищем не написал».
(Цит. по кн.: Первый Всесоюзный съезд советских писателей: Стенографический отчет. М., 1934. С. 234–235.)
И теперь я буду наказан за то, что <кривил, ду-мал> жил… — Слова в угловых скобках зачеркнуты автором
умер одноклассник Валя Булатович. — Отметим, что в книге Ю.Олеши «Избранное» (М., 1974. С. 401) от скарлатины умирает Володя Долгов. Олеше важна не фамилия умершего мальчика, а то, что было пережито им самим из-за смерти сверстника — мысли о незащищенности человека от гибели, о жуткой проницаемости бытия в небытие. Ср. в письме к матери от 2 декабря 1955 г.: «В воспоминаниях не обязательно нужно быть точным — можно также и придумывать для большей выразительности, для так называемого обобщения. Наконец, поскольку память все же не все удерживает, то волей-неволей придумываешь от себя» (РГАЛИ. Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 623).
Лучшее, что было написано за последние годы, — книга Ремарка. — Роман Эриха Марии Ремарка «На западном фронте без перемен» вышел в 1929 г. и в том же году был переведен в СССР
Родители Ю.К.Олеши — Карл Антонович и Ольга Владиславовна Олеша. Со времени их отъезда в Польшу Ю.Олеша их больше не видел. Отец умер в 1940-х годах, матери было суждено пережить сына (она умерла 1 февраля 1963 г.).
Выразительный портрет матери Олеши оставил Катаев: «Мать ключика была, быть может, самым интересным лицом в этом католическом семействе. Она была, вероятно, некогда очень красивой высокомерной брюнеткой, как мне казалось, типа Марины Мнишек, но я помню ее уже пожилой, властной, с колдовскими жгучими глазами на сердитом, никогда не улыбающемся лице. Она была рождена для того, чтобы быть хозяйкой замка, а стала женой акцизного чиновника. Она говорила с сильным польским акцентом, носила черное и ходила в костел в перчатках и с кожаным молитвенником, а дома читала польские романы, в которых, я заметил, латинская буква L была перечеркнута косой черточкой, что придавало печатному тексту нечто религиозное и очень подходило к католическому стилю всей семьи. <…> Она была владычицей дома» (Катаев Валентин. Алмазный мой венец. М., 1979. С. 91–92).
и просил бога не допустить этого. — Написание слова «бог» встречается у Олеши и с прописной, и со строчной буквы, причем в чередовании написаний на основании известного ныне материала рукописного наследия невозможно сформулировать определенную гипотезу (например, сначала — не придавал этому значения, а затем стал писать исключительно с большой буквы). Нет оснований и приписать появление строчной буквы в слове «бог» вмешательству цензуры, так как в дневниках позднего времени самим Олешей слово пишется по-разному. Поэтому написание не унифицировано, а передано так, как оно зафиксировано в дневниковых записях, чтобы избежать необоснованного «спрямляющего» истолкования.
Орловы — богатые соседи семьи Олеши, не раз встречающиеся в дневниках писателя. Из письма Олеши к матери от 2 декабря 1955 г.: «Главная моя работа сейчас — это составление книги, которая будет называться “Воспоминания и размышления”. Это книга о себе, о литературе, о жизни, о мире. Там будет много детских воспоминаний, много о тебе, о папе, о Ванде, об общих знакомых… Будет, например, целая глава об Орловых — о нем, в частности. Помнишь, он пришел, когда умерла Ванда, и, плача, стоял в дверях комнаты?
Она так и называлась — «Девятнадцатый век». — Девятнадцатый век: Иллюстрированный обзор минувшего столетия. С 470 портретами, рисунками и картами. Приложение к «Ниве». СПб.: Маркс, 1901. 408 с.
встретился с одноклассником, ныне актером… — В письме к матери от 2 декабря 1955 г. Олеша писал:
