– Господа, за здоровье государя императора! – торжественно провозглашает хозяин, встает и высоко поднимает бокал.
– Ура-а-а-а! – вырывается из сотен уст и гремит по зале. Против Гродекова стоят, с бокалами в руках, главные представители здешней власти: строитель дороги Югович, полный, симпатичный мужчина, лет под шестьдесят. Рядом его помощник Игнациус, красивый, представительный, с длинной русой бородой. Поистине можно сказать, что два эти лица вынесли на своих плечах всю тяжесть постройки Маньчжурской дороги в 2500 верст. Ведь она построена с изумительной быстротой, – в каких-нибудь 5 лет, включая сюда и китайский погром. Помню хорошо, что, когда, бывало, ни заедешь к этим господам на квартиру, – утром, днем или вечером, никогда их не застанешь.
– Пожалуйте в канцелярию, они там, – докладывал слуга.
И вот «там», в маленькой душной комнате с низеньким потолком, сидят они оба и трудятся над планами, чертежами и счетами, – с утра и до поздней ночи.
Рядом с Юговичем и Игнациусом стоят: начальник гарнизона генерал-майор Алексеев, осанистый, краснощекий здоровяк, а по другую сторону – генерал-майор Гернгросс, Георгиевский кавалер, только не здоровяк и не краснощекий, а тощий, высокий, лысый и худощавый, предобрейшей души человек. Дальше, – тоже всё знакомые лица. Военные перемешались со статскими. Тут можно встретить все ведомства. В Харбин перебрались понемножку уже все учреждения, до мирового суда включительно. Лица у всех веселые, довольные. Всем хочется кричать «ура» и пожелать здоровья Державному Властителю всея России. Долго не смолкают восторженные крики. Гродеков молча стоит с бокалом в руке и посматривает через очки на окружающих.
– За здоровье командующего войсками генерала Гродекова! – отчаянно-резким, каким-то надрывающим голосом, красный как рак, кричит генерал Алексеев и, весь сияющий от радости, чокается с генерал-губернатором. Все тянутся с бокалами. Гродеков сам не речист и речей не любит. Самое большое, что кивнёт головой – и кончено.
Не забуду, как он в прошлую кампанию уезжал куда-то из Харбина. Провожать его собрался весь город. Экипаж подан. Конвой стоит выстроившись. Гродеков берет руку под козырек, – смотрит то направо, то налево. Все, конечно, ждут, что генерал скажет. А он посмотрел, посмотрел, – козырнул еще раз, – сел в коляску, да и прощайте.
Обед кончился. У Гродекова за обед не благодарят. Он сейчас же из-за стола уходит к себе в кабинет и принимается за работу. Занимается делами целый день, с утра и до вечера. Спать ложится рано, часов в 10.
Начинается разъезд. У подъезда собрались «господа». Разгорячённые от выпитого шампанского, они с жаром о чем-то разговаривают, спорят, смеются, жестикулируют. Тут, я вижу несколько офицеров, в том числе адъютантов Гродекова.
– У меня, брат, денег нет. Всего три рубля! – басит Г., кутаясь в теплую шинель. – Хочешь, едем, а там – как знаешь.
Долго шушукаются они на морозе, топчутся, смеются, затем усаживаются в коляски, запряженные тройками коней с бубенчиками – с шумом и громом уезжают. У подъезда тишина. Одни парные часовые в шубах зорко следят, как бы не прозевать и бойко отдать честь.
От Харбина до Порт-Артура
В тот же день, т. е. 26 ноября, поздно вечером, еду в Порт-Артур. До вокзала меня провожают мои милые товарищи, офицеры штаба Гродекова, – Орановский, Сарычев, Андреевский, Фомин и Мурышев.
Я уже говорил, что дорога была еще внове, – правильного пассажирского движения не существовало, но некоторые картинки, на которые я натолкнулся здесь, были настолько интересны, что не могу не описать их.
Утро. Выхожу из вагона, мороз сильный. Смотрю: полупьяный кондуктор выгоняет из вагона китайцев-пассажиров. Выгнал из одного, – выгоняет из другого. Китайцы столпились на платформе, человек около сотни, и, видимо, не понимают, что с ними делают. Подхожу к кондуктору и спрашиваю:
– За что ты их гонишь?
Тот, мало обращая внимания на мой вопрос, в пол-оборота небрежно кричит:
– А за то, что у них билеты фальшивые!
– Как фальшивые? Да где же они взяли их? Кто им их продал! – восклицаю с негодованием.
Но кондуктор свистит, поезд трогается, – и мои бедные «китаёзы», как их здесь называют, в недоумении смотрят по сторонам, ожидая, что с ними будут делать.
А то, сижу в своем маленьком вагончике и играю в винт с тремя офицерами, которых пригласил к себе для компании, из вагона 3-го класса. Вдруг на одной станции вбегает мальчик, лет десяти, сын одного из моих партнеров, и взволнованным голосом кричит:
– Папа, иди скорей, там какой-то господин требует с мамы деньги за проезд!
– Какие деньги! – гневно восклицает тот. – Проезд пока даровой! – Бросает карты и уходит. Через некоторое время, возвращается и сумрачно восклицает:
– Вот нахальство! Какой-то молодец нацепил на себя путейскую фуражку, всех обходит и требует билеты. А ежели нет, то давай ему полтинник. Ну, – я же его и осадил, больше не сунется.
От Харбина до Порт-Артура дорога значительно лучше. Станции каменные. Жаль только, что буфеты рассчитаны на малое количество посетителей. В них всегда такая давка, что пошевельнуться негде.
Затем, что в особенности бросается в глаза на здешней линии, это масса китайцев, которые предлагают разные продукты: хлеб, яйца, фрукты и т. п. В то время как буфетчики, по преимуществу армяне, дерут с пассажиров баснословные цены, – китайцев этих на платформы не пускают и отгоняют далеко. Конечно, это делается по желанию буфетчика, чтобы ему не было конкуренции. Оно и понятно. Китаец продает жареную курицу за 20 коп., а в буфете за нее просят 2 рубля. Но чем же виноваты пассажиры? Другой несчастный бедняк едет с семьей, где ему платить такие цены? Ведь за тарелку пустых щей с меня спросили на одной станции полтинник. Помню, на обратном пути моем из Пекина, с моего спутника, французского полковника Маршана, за бутылку прокислого пива взяли рубль. Он тут же при мне записал этот факт в свою записную книжку. То ли бы дело, на платформах устроить навесы для торговцев-китайцев. Каждый бы из них знал свой балаганчик и заранее приготовлял продукты. По этой линии много деревень. Население густое, а потому жизненные припасы дешевы. Этой простой мерой интересы жителей были бы связаны с интересами железной дороги. Таким образом путем торговли можно было бы притянуть местных жителей на нашу сторону гораздо скорей, чем военной силой.
«Станция Мукден», – читаю на стене надпись. Думал ли я когда, что до этого таинственного города, китайской Москвы, можно будет добраться таким спокойным образом? Выхожу на платформу, спрашиваю, далеко ли до города, – говорят, 30 верст. У станции стоит с десяток китайских двуколок, – крытых тележек. Это китайские извозчики предлагают свои услуги по перевозке. Но не дай Бог сесть в такую тележку. С непривычки езда в ней – совершенная пытка: ни разогнуться, ни протянуться. Ну, горе, да и только! Я несколько раз пробовал в ней ездить – и каждый раз предпочитал идти пешком. Между тем китаец ездит в ней уже тысячи лет и не смеет изменить ее конструкцию.
