Малоизвестный древнегреческий поэт Архилох разделил людей на тех, кто похож на лису, и на тех, кто более всего напоминает ежа. Еж подчиняет свое существование вселенскому организационному принципу, а лиса поступает так, как ей заблагорассудится, не подчиняясь единому моральному принципу. Джеральд был ежом (как и Данте, например), а его брат Ларри был типичной лисой (как и Шекспир). Хьюз сразу же заметил, что братья очень похожи друг на друга. У них одинаковый темперамент, они оба любят розыгрыши и шутки, но Ларри всегда был чрезвычайно умным человеком, ничего не принимавшим на веру, а Джерри, напротив, доверял всем и всегда. Если сказать коротко, один из них был мыслителем, второй — верующим. Лоуренс не только ни во что не верил, он не верил даже в то, что что-то возможно сделать. Джеральд же не только верил во все, но и считал, что нужно что-то делать, даже если в конце концов битва будет проиграна.
Но ему приходилось платить высокую цену. «Его представление о будущем нашего мира, — писал Дэвид Хьюз, — полностью строилось на его собственных действиях, и это самым пагубным образом сказывалось на состоянии его банковского счета и лишало душевного покоя». Быть знаменитостью нелегко. Чем больше лести выслушивает человек, тем сильнее начинает он верить в то, что достоин всех этих слов. «Я шарлатан, — постоянно повторял Джеральд. — Сохранить трезвый рассудок мне помогает только постоянное самоосуждение. Да и то далеко не все считают меня психически здоровым. Я должен постоянно остерегаться лести. В случае, подобном моему, очень важно не переборщить, не перегнуть палку, суметь отделить истину от фальши. Иначе в один прекрасный момент вы начнете верить всему, что о вас говорят. Я ищу истину. Не считайте меня претенциозным. Мне нужна правда. Только этого я и ищу». В своей жизни ему удалось добиться очень немногого. По крайней мере, так считал он сам. «Мои достижения можно сравнить с попыткой срыть Эверест с помощью чайной ложки». Громадность и необъятность проблемы, которую он попытался решить, угнетала его. Сравнивая собственные достижения с достижениями пятидесятилетних Дарвина и Фабра, Джеральд впадал в уныние. «Где, черт побери, они находили на все это время? — спрашивал он. — На Джерси мне с трудом удается выкроить хотя бы полчаса, чтобы заняться чем-нибудь стоящим».
Темная сторона натуры Джеральда — его отчаяние, вспышки гнева, мизантропия, переедание, пьянство, постоянная тяга к путешествиям, стремление буквально часами жариться на солнце — уходила корнями в подсознательный страх того, что его жизнь проходит бесплодно. Он считал, что ничего не успел сделать — и не успеет в будущем. Скорость разрушения природы усилиями человека приводила его в ужас. Каждый час в его зоопарк приходили сообщения со всех концов света об эрозии почвы, об уничтожении животного и растительного мира. Миллионы случаев экологического вандализма стремительно вели наш мир к катастрофе. И Джеральд понимал это лучше других. Но даже в столь отчаянном положении у него еще сохранялась небольшая надежда. «Насколько мне известно — это единственный мир, и я в нем живу, и он живет во мне, как та утка, которую мы съели за обедом, и в нем живут все уличные хамы, и Джеки, а поголовье горных горилл уменьшается с каждым днем, в нем есть вино и мои ужасные кузены, и Ларри пишет свои нечитабельные книги, и белые ушастые фазаны успешно размножаются, и жизнь продолжается».
Даже сейчас, страдая от лишнего веса, лишившись всех иллюзий, наблюдая за тем, как рушится его брак, Джеральд Даррелл по-прежнему с почтением и глубочайшим уважением относился к жизни. Он никогда не переставал любить всех живых созданий, населяющих этот мир. Его удивляли и восхищали муравьи, осы, полет птиц, закат солнца и краски восхода. Только это казалось ему заслуживающим внимания и изучения, все же остальное скользило сквозь пальцы, словно песок. Дэвида Хьюза всегда поражало то, с каким вниманием и сосредоточенностью Джеральд изучает жизнь крохотных созданий, снующих вокруг его кресла, стоящего во дворе французской фермы. «Его поведение, — писал Хьюз, — напоминало мне ребенка, который изо всех сил старается стать взрослым. Его желание немедленно определить вид пролетевшей мимо бабочки, проследить, куда муравьи тащат зернышко, было чисто мальчишеским. В течение всей жизни он сумел сохранить эту свежесть восприятия, интерес к природе и животным. Эти качества проявились в нем буквально с рождения и не исчезли до самой смерти».
Но не все было так хорошо. В марте пост секретаря Фонда заняла Джуди Макрелл, познакомившаяся с Дарреллами на Корфу за несколько лет до того. Летом она приехала во Францию. Джеки и Джеральд показались ей «очень одинокими людьми». «Их нельзя было назвать даже друзьями, — вспоминала она. — Между ними не было любви». Джеки показалась Джуди очень одинокой. «Джерри так никогда и не сумел повзрослеть в эмоциональном плане, — вспоминала Джуди. — Он по-прежнему оставался неопытным и напуганным мужчиной, несмотря на все его бесконечные интрижки. Он был прекрасным человеком, он делал удивительные вещи, но жить рядом с ним было очень трудно. Его нетерпение и огорчение из-за того, что человек делает с окружающей средой, делали его буквально невыносимым. Однажды Джеки сказала мне, что подумывает о продолжении своей книги «Звери в моей постели». Новую книгу она собиралась назвать «Моя жизнь со зверем». Но она по-прежнему разделяла любовь Джерри к животным и к природе, хотя и уже не в такой степени, как раньше. Прежде чем принять душ, Джеки выискивала в ванной всех пауков и аккуратно выгоняла их из комнаты. А когда она выходила из душа, все изгнанные пауки немедленно туда возвращались».
В конце лета во Франции изменились налоговые правила, и Лоуренс был вынужден попросить брата съехать с фермы. Джеки и Пегги Пил принялись искать новое жилье в этом районе. После долгих поисков они нашли виллу неподалеку от Граса в краю известняковых плато и восхитительных заросших оливами холмов. В конце ноября 1975 года, незадолго до дня рождения Джеки, Джеральд, его новая секретарша, Сью Бейтмен, Пегги Пил и Дэвид Хьюз упаковали все вещи Дарреллов и переехали в новый дом. Вилла напомнила Джеральду огромное орлиное гнездо, расположившееся над долиной.
Атмосфера в новом доме складывалась напряженно. Джеральд пил, был мрачен и раздражителен. Дэвид Хьюз тоже находился не в самом лучшем настроении, поскольку все еще переживал свой развод с Май Цеттерлинг. «Дом в метафорическом смысле слова отражал эмоциональное состояние тех, кто его населял, — вспоминал Хьюз. — Он был суровым, выкрашенным в белый цвет, почти пустым, кошмарно современным и чудовищно вывернутым наизнанку — спальни располагались на первом этаже, а есть и отдыхать предлагалось в подвале. Джерри и Джеки постоянно ссорились. Они оскорбляли друг друга, причем Джерри не стеснялся в выражениях. Джеки не отставала от него. «Я вышла замуж за человека, который женился на ком-то другом», — сказала она мне. Атмосфера в доме напоминала романы Скотта Фитцджеральда — подобное случается в дорогих ресторанах, где люди едят и пьют, но в глубине души они давно уже мертвы. Думаю, что Джеки возненавидела секс, что разозлило Джерри еще сильнее».
