Я вынужден вернуться раньше, но сутки, т. е. 14 числа в 12.50 на единственном поезде — туда головой, то купированный или нижняя полка в этом давнем бардаке не было и возможности.
Словом, я вынужден решиться…
Поезд в Феодосию ходит раз в двое суток — один поезд… и бой в киосках еще тот бой…
В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской
Ирина Павловна.
Только что я совершенно неожиданно и случайно приобрел этот, столь необходимый мне двенадцатый номер «Иностранной литературы» с «Чайкой Джонатан».[378]
Поэтому прошу принять Вашу посылку назад и оставить у себя «Джонатана» с глубокой моей благодарностью за помощь, которая была мне нужна крайне срочно.
С глубоким уважением
В. Шаламов
Москва, 5 декабря 1975 г.
В 1976 году я расстаюсь с В.Т. «по взаимному согласию». Ю.А. Шрейдер предлагает ему для услуг по хозяйству какую-то женщину, и я с облегчением выражаю свое одобрение. Но время от времени он пытается меня вернуть. Присылает подарок — сумку, вспомнив о моем дне рождения.
В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской
Москва, 27 октября 1977 г.
Дорогая Ирина Павловна.
Получил Ваше письмо с большим волнением.
Конечно, я ничего не забыл, интересуюсь Вашей жизнью и жизнью Вашей семьи. Помню я, что мы не виделись более 3-х лет, а не год, как вы пишете. Поэтому шаг для возобновления знакомства и дружбы должен быть следующим.
Вы приезжаете ко мне в любой удобный Вам день и час, и мы обо всем поговорим. Жду Вас.
С сердечным уважением В. Шаламов
В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской
Я хотел вручить эту книгу Вам лично — ну, что ж не судьба. Шлю свои лучшие поздравления.
30 октября 1977
Шаламов
Посылает книжку «Точка кипения» с дарственной надписью: «Моему верному другу и товарищу с глубоким волнением».
Я также ответила ему письмом, и он пишет в ответ, что мы не виделись более трех лет (ошибается, прошел только год), и предлагает возобновить дружбу.
1978 год — опять меня зовет.
В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской
Москва, 2 марта 1978
Был счастлив получить письмо к 2 марта.
Готов встретиться с Вами в любой удобный для Вас час.
С уважением и признательностью.
В. Шаламов
Он действительно хранил каждую мелочь, к которой я прикасалась: записку с песенкой, рисунок, стишок, «медведиков…». Песенки мои сопровождали меня всю жизнь. Я убирала, стирала, готовила, напевая о другой, далекой жизни, которая где-то была, ушла по другой тропинке от меня и потерялась, как девочка с пушистыми косичками. 2 марта — день нашего знакомства в 1966 г.
В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской
Москва, 9 марта 1978
Почерк мой тороплив и плох из<-за> усталости, <когда> хожу.
Ира!
Если ты получишь это письмо — то как-то откликнись — мне надо знать.
Ты меня раз просила сказать, какие мои стихи относятся к тебе. И я читал эти стихи-близнецы.
Но все это в печать не попало, конечно.
В «Точке кипения» твои два стихотворения:
1. Она ко мне приходит в гости…
2. Не суеверием весны… Написал осенью <о> твоем звонке.
Пусть будет мне всегда легка
Неосторожная рука,
Звонящая в звонок стиха,
Резка, разумна и гулка.
«Не суеверием весны» написана еще на Хорошевском шоссе <до 1972 г.>
«Она ко мне приходит в гости…» — на Васильевской, где я и сейчас живу.
Стихотворение «Она ко мне приходит в гости…» в высокой степени квалифицированное. И Ваше хранил все, хранил след твоих рук, я берег даже лекарство, подушку с заплаткой на скорую руку.
Я все помню и благодарю судьбу за встречу с тобой.
В наших свиданиях, а ты на них за десять лет не опоздала ни разу, мне особенно памятна «Аптека», где мы виделись и зимой, и летом. Где я тебя всегда видел издалека по спуску с Песчаной.
Ну, целую.
Недавно я случайно заходил в эту аптеку — все повторилось.
В. Ш.
В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской
21 июня 1978
И<рина> П<авловна>.
Не хочу нарушать сформулированного тобой закона о моей «сумкомании» и шлю очередные предметы «почтой», которые придут, наверное, позднее этого письма.
За твое письмо — благодарю. Я все, все помню, и рад сведениям о пионах.
Пришли мне твои новые песенки — они всегда были самыми настоящими в строгом смысле — стихами. Я песенки эти собирал, но сейчас под руками их нет.
Твои письма с Крымского берега у меня хранятся все. Но с Памира, из Таджикистана — у меня никаких писем нет. Почему же? Могла бы бросить открытку в каком-нибудь Душанбе.
Твое-то письмо я ждал и благополучно его получил, почтовые штампы — 18–19 —20 — то есть вчера разорвал этот конверт на ходу — на Центральном телеграфе.
Варлам Тихонович любил мои песенки, которые я напевала. Были веселые и грустные — мой милый маленький мир, который легко, как невидимое облачко, поддерживал меня в моей перегруженной заботами жизни.
Забота, забота, каждый день забота:
Уборка, стирка, варка, работа.
Нет ботинок, денег, долги, разводы.
И каплет время, и жизнь уходит.
И «отвлекательная» от повседневного быта:
И тихое бесстрашие покоя
Мне душу наполняет, словно ветер —
Свободный парус. Дальнею рукою
Мне машет друг, единственный на свете.
Одну или две песенки В.Т. записал в свои «Толстые тетради».
Я приходила к нему иногда, приносила еду, как он просил, следов уборки не было, зато были следы хищений: пропала пишущая машинка, книги, часть бумаг из архива.
Хорошо, что в это время самое ценное было уже в ЦГАЛИ, а перед отъездом в интернат В.Т. отдал и все остальное. Но лакуны в архиве есть: как теперь ясно, трудились не только сотрудники КГБ, но и «друзья».
Перед своей смертью Ю.А. Шрейдер принес в РГАЛИ чемодан рукописей В.Т. (маш. экземпляр) и всю свою переписку с В.Т. А инкогнито офицер КГБ передал часть архива В.Т. в Вологодскую картинную галерею. Эти части архива присоединены к фонду В. Шаламова в РГАЛИ.
Варлам Тихонович очень похож на все, что он писал — прозу, стихи, письма. Он прав, когда говорил, что он «летописец своей души». Здесь, в его письмах, тоже часть его глубокой, неисчерпаемой души. Я надеюсь, что он одобрил бы публикацию нашей переписки.
1966 — 1978[379]
