…Нам было хорошо, и мы были все счастливы – редкие мгновения в жизни, как это потом будет все заплевано, растоптано, и мы все совершим надругательство
над собой и над всеми нами вместе!» Татьяна Егорова «Андрей Миронов и я».
«Такого количества народу в магазине „Санкт-Петербург“ на Брайтоне я что-то не припомню. И раньше туда на встречи с артистами приходило довольно много народу, но в этот раз было „что-то“! Вечером 2 октября дамочки разных возрастов, начиная от еще не оперившихся 16-летних и кончая их прабабушками, давились в очереди за раздачей слонов, тьфу, пардон, автографов! И, затаив дыхание, как пророчество мессии, ловили каждое слово бывшей актрисы московского театра Сатиры Татьяны Егоровой. Попадались среди этого сонмища женского народу и отдельные представители противоположного пола. Наверное, дело в том, что до нее никто в России не писал про свою „незаконную“ любовь с такими точными и узнаваемыми психологическими характеристиками всех известных персонажей – актеров и режиссеров, в течение многих лет активно влиявших на умы многих советских людей. „Неужели все это правда?“ – спросил я у одного театрального человека, лично знакомого со всей подноготной московских театров. – Все, что написала Татьяна Егорова?» – «Правда», – ответил этот человек, пожелавший остаться неизвестным. То, что было за кадром в течение десятилетий, оказалось очень неприглядным, но при этом настолько достоверным, что мало кто усомнится в том, что почти все написанное в этой книге – чистая правда… В каком-то смысле книга перевернула представления многих людей о том, что происходило в театральной среде Советского Союза в период 60—80-х годов. Есть и вторая сторона. Эта книга проанонсирована как история любви – любви Андрея Миронова и Татьяны Егоровой. Когда я дочитал ее до середины, я понял, что мое понимание этого, грубо говоря, чувства – ну никак не совпадает с авторским! Можно ли зарабатывать на том, что для тебя самого по идее не имеет цены? Не сведение ли счетов с живыми и мертвыми эта книжка? А потом, дочитав ее, я понял, что вполне может быть, я и заблуждаюсь, потому что актеры – люди особенные. Человек, привыкший перевоплощаться, меняя одну душу на другую, словно одежду, часто сам не знает, где кончается иллюзия и начинается жизнь, поэтому и живет на сцене, а играет в жизни. Когда в начале восьмого в «Санкт-Петербурге» появилась Татьяна Егорова, начался бешеный ажиотаж. До меня дошло значительно позже, что поклонницы и поклонники актрисы видят в ней не просто автора книги, а Героиню – независимую женщину, воплотившую мечту многих – жить так, как хочется, невзирая на жизненные препятствия, тяжкий быт, неравенство социальное и сексуальное, условности, то, что так давит и ограничивает людей. Так мне, по крайней мере, показалось. Мое заочное видение Егоровой, честно говоря, не совпало с тем, что я увидел воочию. Но, приводя выдержки из состоявшейся в «Санкт-Петербурге» пресс-конференции, предоставляю вам, дорогие читатели, самим судить об авторе книги.
«Получилось, что книга приобрела не биографическое, а какое-то романтическое звучание, – поведал Сергей Леонидович Шелехов, менеджер и антрепренер Татьяны Егоровой. – На самом деле это роман, конечно. Таня получает очень много писем, они удивительные. Потому что, оказалось, в книге трогают даже не взаимоотношения персонажей, а какие-то человеческие ценности. Книга издана на сегодняшний день тиражом 200 000 экземпляров. Для Москвы – это серьезно». «И это хорошие деньги для автора?» – этот чисто американский вопрос был задан одной из журналисток. «Конкретно сколько – я бы не хотел говорить, – ответил Сергей Шелехов, – потому что это может быть воспринято не совсем правильно. Я скажу так – по американским стандартам это ничтожно мало». Далее на авансцене пресс-конференции появилась сама героиня «скандала». «Как вы восприняли Америку?» – сразу же обратились журналисты к Татьяне Егоровой. «Я не первый раз в Америке, и, как обычно, первое, что мы сделали, – пошли в Централ-парк к пруду, где плавают утки. Это виртуальная реальность – там мы познакомились с Холденом Колфилдом, или с Андреем Мироновым. Такое было ощущение, что сейчас появится сам Холден, появится сцена, а где-то сидит рядом на скамейке ваш великий писатель Сэлинджер и все записывает. Он не может исчезнуть, потому что он просто въехал локомотивом в нашу жизнь московскую – жизнь Андрея Миронова и мою, и сформировал всю нашу судьбу». Вопрос: «Вышла бы эта книга, если бы Андрей Миронов был жив?» – «Она была бы точно такой. Я всегда была человеком, который позволяет себе такую роскошь, как любить и говорить правду…»
Пресс-конференция закончилась через час, но, поскольку она проходила прямо в зале, среди книг, журналистов окружали зрители, и их вопросы гармонично вклинивались в общий ход беседы. Татьяна Егорова замечательно владела ситуацией. Было видно, что чем больше вокруг людей, тем легче ей владеть их вниманием. Выступление актрисы-писательницы завершилось возобновившейся очередью за автографами и такой примерно сценкой: «Танечка, мы вас любим, приходите к нам», – сквозь шум прорвался тонкий женский голос. Татьяна Егорова оторвалась от написания автографа и подняла голову: «Куда это – к вам?» – «К нам, в магазин. Мы вас обслужим лучше всех и что-нибудь подарим!» – «А что это за магазин и где он?» – заинтересовалась актриса. – Ювелирный?» – «Да через дорогу! Продуктовый. Мы вас колбаской угостим!» – «Спасибо, – задумалась Татьяна, – а что, можно и колбаски попробовать…»
Пока директор книжного магазина благодарил Сергея Шелехова за организацию пресс-конференции в «Санкт-Петербурге», ко мне подошел молодой человек и сказал: «А вы знаете, если бы Андрей был с вами рядом, он бы не умер так рано…» Истинная правда.
Еще в Москве нам дали адрес и попросили навестить в маленьком городке под Нью-Йорком графа Николая Алексеевича Бобринского, прямого потомка Екатерины Великой и графа Григория Орлова, свершившего исторический переворот, и его жену, графиню Татьяну Николаевну Бобринскую, родом из дворян Тимашевых. В один из солнечных дней садимся в поезд и через 30 минут оказываемся в маленьком городке под названием Бронксвилл. Поскольку через две недели праздник Хеллоуин, то все тротуары уложены горами терракотовых оранжевых тыкв и в каждом дворе, у дверей, диковинные сооружения из тыкв. Они везде, так как, по преданию, отгоняют злых духов и своей необычностью придают местечку сказочный вид. В цветочном магазине покупаем букет красных герберов, вызываем такси, садимся, по ходу машины внимательно ищем дом №39. Вот! Вековое дерево. И на сучок вдета бумажка, где от руки написано «39» – чисто по-русски. Обходим дом справа, по узенькой тропиночке, и видим: на обветшалом раскладном стульчике ждет нас сам граф Николай Алексеевич Бобринский, потомок великой Екатерины. Высокий, статный, с живыми, по сей день ярко-голубыми глазами с большими веками, седые усы и от висков кверху, по старому обычаю, зачесаны пышные седые баки. Сам – доброжелательный, жизнерадостный, на лице всегда улыбка, живые детские глаза, седые брови. Одежда совсем простая, домашняя. Он с радостью протянул нам руки и, входя в дом, грассируя, сказал: «Не обращайте внимания, у нас настоящий русский бардак. Тана! – позвал он свою жену. – Приехали!» Спустилась графиня. Небольшого роста, с красивым гладким лицом (а им уж семьдесят!), на носу маленькая родинка, в очках. Сидим на улице, на раскладных стульях, греемся на заходящем осеннем солнце и беседуем о России, об Америке. «Вообще-то мы французы, – говорит графиня Татьяна Николаевна, – наши родители эмигрировали из России, когда мы были грудными детьми. Мой отец был умным и прозорливым и во время Второй мировой войны вывез нас всех в Америку. Тут-то мы и познакомились с Николаем Алексеевичем». Бобринский улыбается. После обеда граф Николай Алексеевич Бобринский рассказал вскользь, как они голодали в начале войны в Ницце. «А вот такую во Франции не едят, – добавила графиня, ткнув вилкой в зеленую спаржу. – Спаржа должна быть цвета слоновой кости. А эта?» – «А эту, зеленую… в карман», – пошутил граф и громко, по-детски засмеялся. Видать, пришлось прожить ему трудные, голодные годы жизни. Рассказал о том, как во Франции, когда он был молод, он оказался на военных сборах и в течение нескольких месяцев очень дружил с Ивом Монтаном. «Мы не чаяли души друг в друге, – говорил он. – Жизнь раскидала. Через несколько лет я зашел к уже знаменитому певцу за кулисы и передал своему другу визитку с запиской, мол, граф Бобринский хочет увидеться. Меня не приняли», – опять весело, без тени обиды, засмеялся граф.
