В итоге Кубок Нестерова, учрежденный нашей федерацией авиационного спорта, получила команда Венгрии, нам досталось второе место, а Лойчиков стал серебряным призером. Наверное, это хороший результат, учитывая то, что по объему подготовки мы уступали нашим основным соперникам, и то, что мы сравнительно недавно начали осваивать Як-18П, соперники же летали на своих "Тренерах" годами. Но я уверен, что мы могли бы победить, если бы не подвела погода. В руководстве же ДОСААФ особенной радости по поводу нашего выступления никто не проявил, после нашего приезда домой с нами даже не поговорили, не то чтобы поздравили и как-то отметили неплохой в общем-то результат.
Мог ли я выступить лучше? Наверное, мог. В первом упражнении я потерял только 7 очков из 710 возможных, и во втором, где я "завалился", все остальные фигуры были оценены достаточно высоко, и в финал я бы попал безусловно, если б выполнил тот поворот хотя бы на "троечку". Произвольный комплекс был у меня довольно "сырой", пилотируя, я больше думал об очередности выполняемых фигур, чем об их чистоте, поэтому в число призеров я бы, наверное, не вошел. Впрочем, кто знает; "мяч круглый, поле ровное", — как говаривал наш капитан волейбольной команды Марк Генисман…
Расскажу еще о некоторых событиях, связанных с чемпионатом. Все участники относились к нам неплохо, мы отвечали им тем же. Рядом с нашей палаткой на аэродроме стояла палатка команды США, и нам приходилось общаться с американцами чаще, чем с другими. Поначалу наше общение ограничивалось взаимными приветствиями, потом мы, видимо, присмотрелись друг к другу, и холодок растаял.
В команде США был летчик Дуэйн Коул, невысокий, крепкий, корректный и общительный человек лет около пятидесяти; я подарил ему свой значок, он мне — американский, понемногу разговорились.
Удивительное дело! Английский язык я почти не знал — в школе и техникуме учил и сносно знал немецкий, который вскоре благополучно забыл, а английский учил самостоятельно, без особых, впрочем, успехов.
Коул совсем не владел русским языком, но мы отлично понимали друг друга, может быть, потому, что тема-то была у нас общая — мир, семья, авиация, дружба. Мы обменялись адресами.
Коул летал на самолете "Тейлоркрафт", маневренном, но маломощном, не очень подходящем для чемпионата мира, и его результат на соревновании был весьма скромным, но при подготовке к показательному выступлению на закрытии чемпионата он выполнил интересный полет.
После взлета и набора высоты он выключил двигатель, причем как-то застопорил винт, потому что винт не вращался, как положено, от набегающего потока воздуха. С неработающим мотором Коул выполнил довольно сложный пилотаж, как на планере, постепенно снижаясь, затем приземлился у посадочного "Т" — с большим креном и на одно колесо, бежал на одном колесе, так же развернулся и, когда скорость упала, уже на двух колесах подкатил к своей стоянке и точно встал на то место, откуда выруливал для взлета. Такие полеты были для Коула, очевидно, обычными, так как он владел в США небольшим авиационным цирком, где выступали его друзья, братья, жена и сын.
Знакомство с этим симпатичным американцем имело необычное продолжение. На мой новосибирский адрес Коул прислал несколько новогодних поздравлений и одно очень печальное письмо — с сообщением о гибели в авиационной катастрофе его старшего сына Ролли, одного из лучших пилотов-акробатов США. Я тогда уже учился в школе летчиков-испытателей и не мог ответить на его письмо, так как по условиям секретности не имел права на любой контакт с иностранцами. Это сейчас наши летчики-испытатели стали желанными гостями авиационных праздников во всем мире, спокойно встречаются с иностранцами, а в то время не могло быть и речи о каком-то общении испытателя с человеком из-за "бугра".
Мне было очень не по себе, что я не мог выразить своего сочувствия людям, искренне к нам расположенным, и мелькала иногда мысль — вот бы встретить Коула, объяснить ему, что не такие уж мы бессердечные… Но шансов осуществить это желание у меня практически не было: я не мог побывать в США даже туристом, Коул, если б и посетил нашу страну, то не смог бы мне этого сообщить, так как не знал моего тогдашнего адреса.
Однако чудеса бывают не только в сказках. Наступили иные времена — боевые самолеты, новейшие МиГ-29 летят за океан, иностранцам показывают и рассказывают то, о чем раньше знали далеко не все люди, создававшие эти самолеты.
В одну из делегаций осенью 1991 г. неожиданно включили и меня. Неожиданно, потому что до этого наши, весьма прозрачные, намеки, что неплохо бы и нам, уже не летающим, но кое-что сделавшим для фирмы в свое время испытателям, посмотреть на заграничные самолеты, оставались как бы не поняты руководством.
Можно много написать о своих впечатлениях от этой поездки, об американских авиационных праздниках, о полетах наших "МиГов", пилотируемых "фирменными" летчиками-испытателями Сашей Гарнаевым и Маратом Алыковым, о встречах с разными, почти всегда доброжелательными к нам людьми, но я расскажу только об одной встрече, а именно с Дуэйном Коулом, с которым мы не виделись почти тридцать лет!
Сразу посте прилета в США я попытался выяснить, жив ли он, а если жив, то можно ли его разыскать. Оказалось, что человек он в Америке известный, и вскоре мне сообщили, что Коул в полном здравии живет в Форт-Уорте, рядом с Далласом, штат Техас, и можно поговорить с ним по телефону, что я и сделал. Мистер Коул, оказывается, меня помнил, хотел бы встретиться, но по разным причинам сделать этого не может. Объяснил я ему, как сумел, почему не мог отвечать на его послания, и на этом наш разговор закончился.
Но удивительное продолжалось. На авиашоу в Кливленде, штат Огайо, где мы выступали в первый раз, летала группа великолепных пилотажников на легких самолетах "Питс-спешиал" под руководством экс-чемпиона мира Чарлза Хилларда.
Я решил поблагодарить их за блестящий полет и подъехал к стоянке "Питцев". Назвал себя, завязался разговор. Хиллард на соревнованиях встречался с моим другом Алексеем Пименовым, нашлись еще общие знакомые, и я упомянул о своем телефонном разговоре с Коулом. Чак заинтересовался этой историей и сказал, что он привезет Коула в город нашего следующего шоу. Я думал, что он пошутил, но в отеле города Манкейто, штат Миннесота, я увидел сильно постаревшего, но по-прежнему бодрого и жизнерадостного своего будапештского знакомца, прилетевшего вместе с женой. Истинный американец, он пригласил телевизионщиков, и вечером вся Миннесота смотрела репортаж о встрече через тридцать лет американского и русского летчиков.
Поговорили мы с ним, как могли, вспомнили нашу встречу в Будапеште, общих знакомых и расстались теперь уже, наверное, навсегда. Он подарил мне свою книгу о воздушной акробатике, посвященную памяти сына, у меня тоже нашлось, что ему подарить, но самым важным для меня было то, что я смог наконец снять камень со своей души, оказав уважение и сочувствие человеку, когда-то посчитавшему нужным поделиться со мной своим горем.
