Участки, занимаемые дивизиями, имеют протяженность всего километр. В ротах от 10 до 30 активных штыков. При атаках на каждые пять метров линии фронта приходится одно орудие. Расход боеприпасов возрос десятикратно. Так называемой нейтральной полосы во многих случаях нет вообще. Вместо нее тонкая кирпичная стена. Иногда линия фронта проходит даже вертикально, когда мы, к примеру, засели в подвале, а противник – на первом этаже, или наоборот. Захват небольшого цеха – дневная задача целой дивизии и равнозначен выигранному сражению.
Да, масштабы здесь совсем иные!
В этот период переоценки ценностей нет больше постоянных величин. Что верно сегодня, отбрасывается прочь завтра. Да и нет здесь никого, кто мог бы охватить все многообразие конкретных ситуаций и учесть их. Генералы и генштабисты в растерянности. Они действуют на ощупь и пытаются открывать Америки, а потом отдают войскам почти неосуществимые приказы. Но им приходится время от времени прислушиваться к мнению опытных командиров; больше того, при оценке обстановки имеет значение мнение даже совсем недавно начавших командовать офицеров. Однако до сих пор царит такая неразбериха, что высшие штабы сами не знают, что им предпринять. Один остроумный порученец штаба дивизии предложил вывесить объявление: «Намечен захват крупного промышленного города на Волге. Полезные советы адресовать потерявшему голову генералу». Видно, неплохо знал он своего командира дивизии.
Мы уже предприняли немало попыток штурма. Часто сталкивались лицом к лицу с противником. Знаем, что это такое – полчаса ближнего боя. Но ближний бой, рукопашная схватка день за днем, месяц за месяцем – вот что такое Сталинград! Уже многие недели бьемся мы здесь, чтобы захватить несколько метров, отделяющих нас от Волги. Что значит этот жалкий кошачий прыжок в сравнении с теми пространствами, которые мы оставили позади в ходе наступления! Так в чем же дело? Что случилось с нашей армией?
Но не будем вешать головы! Ведь в нашей истории достаточно много бывало таких критических моментов. Даже Фридрих II после ряда своих блестящих побед натолкнулся на такое упорное сопротивление, сломить которое не смог. Зато он сумел сманеврировать, и в конце концов перемены на русском троне спасли его. Великая коалиция распалась{13}. На такой развал лагеря противника делали ставку и Гинденбург с Людендорфом в первую мировую войну, правда тщетно. Им не удалось расколоть противника. А как будет теперь?
Сегодня, 8 ноября, Гитлер должен обратиться с речью к своей «старой гвардии»{14}. В эти дни, когда прежние стратегические, тактические и военно-технические величины потеряли свою ценность и их заменили новые, когда требование новых дивизий звучит все громче, его заранее объявленное выступление для многих луч надежды. Они ждут от него, что он укажет им путь к окончательной победе.
Мысли возвращаются к прошлому. До сих пор Гитлер имел обыкновение выступать перед каждым крупным событием. Правда, его прошлогодние пророчества не сбылись: ведь он обещал нам еще в 1941 году величайшую победу во всей мировой истории и полный разгром противника еще до наступления зимы.
Пока передают маршевую музыку, адъютант напоминает мне, что говорил Гитлер весной нынешнего года по случаю дня поминовения героев. Он заявил тогда: «Большевистские орды будут этим летом разбиты и окончательно уничтожены». Мы переглядываемся. Каждый из нас думает о тех солдатах и офицерах, которые с доверием внимали тогда этим словам, а теперь лежат в чужой земле. Каждый из нас думает о том, что сопротивление русских усиливается с каждым днем. Лето уже давно миновало. Над блиндажом завывает ноябрьский ветер.
Диктор объявляет выступление фюрера. И вот мы уже слышим голос, которого так ждали. Ерзаем в нетерпении. Обычные фразы о «четырнадцати годах еврейского господства», о «четырнадцати годах национального бедствия»{15}, о миссии национал-социализма, о кознях других государств, которые окружали Германию и собирались напасть на нее, и тому подобное. Все это кажется нам сегодня слишком длинным. Но вот прозвучало слово «Сталинград»! Воцаряется мертвая тишина.
«Я хотел достичь Волги у одного определенного пункта, у одного определенного города. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Но я стремился туда не по этой причине. Город мог называться совсем иначе. Я шел туда потому, что это весьма важный пункт. Через него осуществлялись перевозки тридцати миллионов тонн грузов, из которых почти девять миллионов тонн нефти. Туда стекалась с Украины и Кубани пшеница для отправки на север. Туда доставлялась марганцевая руда. Там был гигантский перевалочный центр. Именно его я хотел взять, и – вы знаете, нам много не надо – мы его взяли! Остались незанятыми только несколько совсем незначительных точек. Некоторые спрашивают: а почему же вы не берете их побыстрее? Потому, что я не хочу там второго Вердена. Я добьюсь этого с помощью небольших ударных групп!»
Мы вслушиваемся. Но о нас больше ни слова.
– Черт побери! И это все?
Фидлер, который мыслит прямолинейно и всегда открыто высказывает свое мнение, ударяет кулаком по столу. Лицо его мрачно.
– Не хочет второго Вердена? Думаю, мы уже потеряли здесь тысяч сто, а то и больше. За два месяца! А потери растут с каждым днем.
Возмущается и наш батальонный врач:
– Что это, собственно, значит: «Я добьюсь этого с помощью небольших ударных групп? " Наши лучшие солдаты убиты, ранены. Никогда у меня еще не было столько работы, как здесь.
В их словах слышится разочарование и гнев. Любой солдат в этом разрушенном городе может опровергнуть все только что сказанное о наших успехах. Мы все еще не вышли к Волге. А бои, которые разгораются здесь за каждый дом, за каждый этаж, подобными словами не приукрасить. И не удивительно, что и здесь, как и во многих других блиндажах, все взбудоражены.
– В сентябре тридцать девятого он еще говорил, что со всем правительством пошел бы в окопы.
– А я не раз себя спрашивал: как же это так, что он четыре года был на фронте и даже до унтера не дослужился? Такая голова! Теперь понимаю.
Мне приходится вмешаться, хотя я и не могу ответить на их вопросы.
– Хватит! Не может же он встать перед микрофоном и на весь мир рассказать, какими именно способами хочет добиться успеха. Ближайшие дни, наверно, многое решат. Или мы получим свежие резервы, или отойдем на Дон. Военные заводы в Сталинграде разрушены, а это сейчас самое главное. Теперь все дело в том, чтобы оборудовать прочную линию обороны на зиму. А ею может быть только линия вдоль Дона!
Телефонный звонок. Беру трубку.
– У аппарата командир «Волга».
