Но поднимается новая волна интервенции. Недавно газета «Таймс» писала, что «Сибирь и Мурманский полуостров — неудобный черный ход, а вот Черное море — это открытая парадная дверь». И потому сэры и джентльмены не жалеют долларов на армию Краснова. Сейчас его армия имеет на вооружении более 70 самолетов, 80 орудий, 14 бронепоездов. Несколько военных училищ на Дону готовят офицерские кадры для пехоты, авиации, кавалерии. Малочисленные красноармейские части фронта еле удерживают напор белогвардейцев. Положение создается критическое. Партия считает, что в настоящее время руководство Южным фронтом стоит перед выбором: победа или смерть, — разъяснил Загулин ноябрьское письмо ЦК к членам партии.
Уже начало смеркаться, когда новый комиссар объявил, что решением Реввоенсовета республики авиагруппа реорганизуется в Первый авиационный артиллерийский отряд, которым будет командовать опытный летчик Жемчужинов, ожидающий прибытия отряда в Обояни.
— А Григорий Аниховский, мой старый друг, — впервые улыбнулся Загулин, — добился своего и едет учиться в авиашколу.
* * *
Уже много дней отряд совершает полеты по обеспечению наступления донецкой группы войск.
— Вы не учитываете душевную раздвоенность противника, — поучал Загулин, когда летчики отказывались вместо бомб брать пачки листовок. — Пусть меня кто-нибудь переубедит, что листовка меньше принесет пользы, чем бомба. Приходите вы в район бомбежки, бросаете бомбы, обстреливаете, а в конце задания рассеиваете над окопами листовки. Так, мол, и так, читайте, соображайте, как нужно поступить, чтобы избежать опостылевшей всем войны.
Военлеты отшучиваются. Когда бросаешь бомбу, тут как на ладони видно, что агитация доходит. А вот листовки? Может, читают, а может… еще куда?
Но жизнь вскоре доказала, что комиссар был прав.
…К вечеру стало здорово примораживать, несмотря на то, что днем была дружная оттепель. Женя сердился на себя и на карбюратор, который никак не вставал на место. Холодный пронизывающий ветерок настойчиво пробирался со спины под куртку, когда надо было работать с поднятыми руками. Наворачивая последнюю контргайку, усталый Женя прикидывал, что еще осталось привязать крылья и хвост к штопорам, накрыть чехлом мотор, поставить горизонтально пропеллер [Горизонтальное положение пропеллера означало, что мотор не опробован, самолет к полету не готов], когда снизу подергали его за куртку.
Выбираясь из-под моторной рамы и глядя на ноги стоящего, Женя не мог припомнить, кто из отряда носит такую шинель и сапоги. Только выпрямившись, он увидел перед собой здоровеннго обросшего солдата с белогвардейской кокардой на папахе.
Минутное молчание, казавшееся вечностью, рождало один за другим планы. Аэродром захвачен? Нет, не было выстрелов… Его взяли как «языка»? Но почему у солдата винтовка за плечом? Надо дать подножку?.. Лучше боднуть головой в живот? Нет, такого ему не свалить…
— Слухай, хлопче, це твои литаки раскидають листивки? — Он достал из-за пазухи желтый помятый листок, в котором Женя узнал «комиссарскую бомбу».
Солдат не спеша разгладил на широченном рукаве листок и, тыча длинным, желтым от махорки пальцем, продолжал:
— Солдаты зацикавлени — все, шо тут написано, не брехня и бильшовики дезертирив не разстрелюють? — Он испытующе уставился на Птухина.
— Все правда, дед! — Как сильно захотелось сесть, унять дрожь в ногах.
— Який же я дид, мени сорок рокив, мени еще до дида дожити хочется, — осклабился он.
— Ну ладно, дед не дед, пойдем-ка к нашему комиссару, он тебе все толком растолкует.
При слове «комиссар» солдат вздрогнул и правой рукой схватился за винтовку.
— Э, ни, мене не обдуришь, враз хлопну, цуценя!
— Да ты что, сдурел? Кто же тебе лучше объяснит— я или он? Ну? Если хочешь знать, справедливее нашего комиссара в округе нет человека. Трус ты, а еще от народа посланный.
Уже у Загулина солдат рассказал, что многие хотели бы бросить служить в белогвардейской армии, да боятся мести большевиков, особенно комиссаров, что он первый высказал вслух сомнение, поэтому его и послали сюда, и что сегодня же он должен вернуться, иначе не поверят.
После долгой беседы с комиссаром Птухин проводил солдата до опушки леса на краю аэродрома.
…В ходе стремительного зимнего наступления по всему Южному фронту войска, громя Краснова, подошли к Северному Донцу. Рано начавшаяся оттепель теперь сковывала действия отряда. Только по утрам, осторожно обрубив ото льда лыжи, можно было вытащить самолет, оттереть образовавшуюся корку льда на фюзеляже и крыльях и сделать один-два вылета.
Женя знал, что сегодня его «ньюпор» никуда не полетит. Вчера во время посадки, попав в грязь, сломалась левая лыжа. Теперь его самолет стоял одной стороной на ящике вместо шасси, и накинутый чехол придавал ему сходство с бедствующим инвалидом русско-японской войны. Запасных лыж не было, ремонт предстоял большой. Женя обдумывал, как выйти из положения, когда услышал возглас: «Самолеты!»
С юга, четко подсвечиваемые солнцем, на малой высоте прямо на стоянку шли два самолета, в которых Женя без труда узнал «хевиленды», запомнившиеся ему по фотографиям английского трофейного журнала.
Инстинктивно Птухин бросился к самолету и прижался всем телом к фюзеляжу своего хромого «ньюпора». Взрыв, казалось, грохнул где-то у виска и настолько сильно, что Женя почувствовал, как медленно, но с силой его оторвали от самолета, повалили и покатили. Он попытался распластаться и вжаться в землю, мысленно не веря, что вот так просто могут убить.
Оглушенный, он не сразу сообразил, что противник улетел и суета, возникшая вокруг, вызвана горящим самолетом военлета Шувалова. Ничего не слыша, но понимая, что нужно сейчас делать, начал помогать отталкивать горящий «ньюпор» подальше от остальных.
— Помнишь, Женька, ты сожалел, что не успеешь понюхать пороху, а сейчас от такой понюшки долго чихать надо, — пошутил Пумпур, когда спало напряжение от налета. Но, увидев безучастное, бледное лицо друга, догадался о контузии.
Только через три дня стали проходить головные боли и шум, мешавший слышать.
Глава V
ИМЕНЕМ СОВЕТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Бесславно для стран Антанты кончился 1918 год. Не оправдал надежды Краснов. Из семидесятитысячной армии едва осталось солдат, чтобы составить почетный эскорт навсегда уплывающему в Германию оскорбленному «полководцу». В начале марта 1919 года заседание генерального штаба союзных армий окончательно пришло к выводу, что «русский вопрос» в данной обстановке следует решать силами белогвардейцев под знаменами Колчака, Деникина и соседних «заинтересованных в возрождении России» государств.
