Люди, утомленные революциями и войнами, ждали праздника. Не простого удовлетворения повседневных нужд, а именно праздника, радости, удовольствия. «Индустрия удовольствия» не замедлила откликнуться.
В помещении театра «Аквариум» (ныне это театр Моссовета) устраивались весенние и осенние конкурсы красавиц, причем победительницы, занявшие первое, второе и третье места, награждались настоящими бриллиантами.
Воспрянув из пепла словно феникс, кинематограф обрушил на головы зрителей массу фильмов с участием мировых знаменитостей — Асты Нильсен, Мэри Пикфорд и Греты Гарбо. В кабаре, мюзик-холлах, театрах миниатюр буквально яблоку негде было упасть. Стали открываться новые театры.
Газеты обрели дореволюционный размер и вновь стали интересными. Вместо устрашающих декретов они печатали слухи и сплетни о знаменитостях, рассказы о звездах кино, рекламные объявления и конечно же знакомили читателей с сенсационными новостями. Появились журналы. Интерес к жизни известных людей порой становился чересчур пристальным. Марина Цветаева писала: «Изумительная осведомленность в личной жизни поэтов. Бальмонт пьет, многоженствует и блаженствует. Есенин тоже пьет, женится на старухе, потом на внучке старика, затем вешается. Белый расходится с женой… и тоже пьет, Ахматова влюбляется в Блока, расходится с Гумилевым и выходит замуж за — целый ряд вариантов… Блок не живет со своей женой, а Маяковский живет с чужой».
Вновь стали открыто отмечаться религиозные праздники, в прежние годы ушедшие в глубокое подполье.
Вернулись из небытия скачки с тотализатором, воскресли извозчики, у дверей растущих, словно грибы после дождя, ресторанов и гостиниц появились осанистые бородатые швейцары. Фуражка, галуны, позолоченные пуговицы — и никаких маузеров с буденовками!
Книжные прилавки оккупировали сочинения дореволюционных беллетристов — графа Салиаса, Шеллера-Михайловского, Шпильгагена и Боборыкина.
Новая жизнь слишком сильно походила на ту, дореволюционную, и оттого не могла длиться долго…
В 1925 году Павла Вульф с Фаиной Раневской поступили в передвижной Театр московского отдела народного образования (сокращенно — МОНО), снова начав работать с тем самым режиссером Павлом Рудиным, у которого Раневская столь плодотворно играла в Симферополе. Театр, надо признаться, был далеко не из лучших. Вот как о нем вспоминала Павла Вульф: «Несмотря на довольно сильную труппу, работа шла вяло, неинтересно, со всеми пороками провинциального театра, неряшливыми постановками, постоянными заменами. Беспрерывная смена руководства вносила беспорядок, ненужную суматоху, репертуар был пестрый, случайный. Все это привело к тому, что театр, просуществовав один зимний сезон, закрылся. Труппа распалась…»
Лето 1925 года Вульф и Раневская работают в украинском городе Святогорске (ныне — Артемовск), в театре при санатории, где отдыхали донбасские шахтеры.
В октябре 1925 года Фаина Раневская поступила в Бакинский рабочий театр. Павла Вульф с ней не поехала, она ожидала приглашения во МХАТ, которого так и не получила.
В Бакинском рабочем театре Фаина Раневская познакомилась с актером Михаилом Жаровым, Анискиным всея Руси, с котором ей предстояло не раз встречаться на съемочных площадках. Именно с Жаровым сравнил Раневскую Иосиф Сталин, сказав в присутствии множества кинематографистов: «Ни за какими усиками и гримерскими нашлепками артисту Жарову не удастся спрятаться, он в любой роли и есть товарищ Жаров. А вот товарищ Раневская, ничего не наклеивая, выглядит на экране всегда разной».
К Сталину можно относиться по-разному, но в умении правильно оценивать людей ему отказать нельзя.
Из ролей, сыгранных Фаиной Раневской в Баку, можно назвать певицу в спектакле «Наша молодость», сестру генерала Музу Валерьяновну в «Сигнале» и уборщицу Федосью Лукинишну в «Урагане».
В пьесе «Наша молодость», написанной по роману известного в то время коммунистического писателя Виктора Кина, Раневская выходила на сцену всего в одной картине в роли певицы, опустившейся «гостьи из старого мира». Облезлая, некогда модная шляпка, рваный солдатский полушубок, грязные валенки, и песня:
Однажды морем я плыла
На пароходе том.
Погода чудная была,
И вдруг начался шторм…
Нелепая женщина, неуместная в вагоне-теплушке песня, неудавшаяся жизнь. При ее появлении зрители начинали смеяться, но смех становился все горше и горше, и провожали Раневскую со сцены, утирая слезы. «Я работала в БРТ в двадцатые годы у Швейцера, в тридцатые годы режиссером был Майоров. Играла много и, кажется, успешно. Театр в Баку любила, как и город. Публика была ко мне добра», — вспоминала Фаина Георгиевна.
Ей нравился Баку — теплый щедрый город, пропитанный древностью. Она любила ходить по извилистым узким улочкам и рассматривать старинные башни. Здесь она еще раз встретилась с Владимиром Маяковским. В 1925 году она увидела его в «своем» театре. Он сидел один в одной из актерских гримерных, в театре был вечер, его собственный творческий вечер.
Фаина Георгиевна вспоминала, что сидел он, задумавшись, она вошла, встретилась с ним глазами и увидела такую печаль у него в глазах, которая бывает у бездомных собак, у брошенных хозяевами собак. Раневская растерялась, сказала, что они познакомились у Шоров. Маяковский ее не вспомнил, рассеянно ответил, что был у Шоров всего один раз.
В это время кто-то из актрис под дверью пропищал: «Нигде кроме, как в Моссельпроме». Маяковский печально улыбнулся и сказал: «Это мои стихи». За дверью хихикала актриса.
В тот вечер хихикали все. Обыватели, сидящие в зале, и многие из актеров весь вечер травили Поэта, а он с вечной своей папиросой, казалось, намертво прилипшей к губе, говорил им гениальные дерзости.
Фаина Георгиевна не без оснований считала Маяковского одним из умнейших из людей своего времени. «Умней и талантливей его тогда никого не было», — она все никак не могла забыть тоску в глазах его.
Зимний сезон 1926 года Раневская и Вульф работали в Гомеле, а в 1927 году перебрались в Смоленск, где при их участии была поставлена пьеса молодого драматурга Константина Тренева «Любовь Яровая». Павла Вульф играла в ней главную героиню — Любовь Яровую, за которую получила звание заслуженной артистки РСФСР, а Фаина Раневская исполнила роль спекулянтки Дуньки.
С Константином Треневым, тогда еще простым школьным учителем, пишущим на досуге пьесы, Фаина Раневская и Павла Вульф познакомились еще в бытность свою в Симферополе.
Они заметили среди зрителей молодого человека, не пропускавшего буквально ни одного спектакля. Раневская в шутку сказала Павле Леонтьевне, что странный субъект, скорее всего, влюбился в кого-то из них.
