— невесело шутил Боб на редких репетициях.
«При мне «Аквариум» сменил нескольких ударников, а акустическая программа игралась вообще без них, ко всеобщему удовольствию, — вспоминал Марат. — Самым ужасным был, конечно, Джордж. Талантливый человек во всём, кроме музыки, он некоторое время честно пытался усовершенствоваться — к примеру часами стучал по мягкому сиденью от стула... Затем он начал собирать коллекцию конгов — любых предметов цилиндрической формы, один из торцов у которых отсутствовал, а по второму можно было бить пальцами. Поскольку лучше всего под это подходили урны для бумаг, а Джордж был всеобщим любимцем, вскоре помещение для репетиций от обилия подаренных урн стало похожим на крематорий».
В те же дни Андрей Романов, который буквально разрывался между театром и «Аквариумом», с небывалым азартом продолжал осваивать флейту. Поддерживаемый музыкантами из группы ZA, он переписал аранжировки для «Аббатской дороги» и «Мозговых рыбаков», заменив фортепианные оркестровки на новый инструмент. Похоже, что таким причудливым образом и рождался саунд раннего «Аквариума».
«Мы записали новый альбом «Притчи графа Диффузора» через неделю после того, как Дюша взял в руки флейту, — рассказывал Гребенщиков. — А там половина альбома — это флейта, и произошло это всё мгновенно... И мы, не имея возможности записывать электрические песни, фиксировали на плёнку сорок минут акустических композиций, худшие из которых приближались к нормальной советской эстраде, а лучшие — к характерному абсурду».
Мне вспомнилось, как на одном из бутлегов я наткнулся на редкое интервью The Doors, которое музыканты дали после выхода дебютного альбома. В один голос Моррисон с Манзареком заявили радиоведущему, что их следующая запись будет совершенно другой. И подробно объяснили почему. Мол, в тот раз они оказались в студии впервые, не имея понятия о работе саундпродюсера. Теперь же, получив минимальный опыт, они твёрдо знали, чего именно делать не надо.
Судя по всему, нечто подобное произошло и с Гребенщиковым. После записи «Искушения» он освоился в университетской каморке, отчётливо представляя, как пользоваться микшерным пультом и где можно одолжить комбик для бас-гитары. Кроме того, Боб научился играть на гармошке и, наслушавшись Марка Болана, запел «о том, что накопилось на душе», — конечно же, не без привкуса стёба.
Стоит заметить, что эта запись оказалась первым релизом «Аквариума», в котором участвовали Дюша и Фан, что добавило ансамблю необходимой свежести. А зафиксированные на плёнку «Время любви пришло», «Манежный блюз», «Мой муравей» и «Прощание с “Аббатской дорогой”» позднее всплывали в репертуаре «Аквариума» — как на концертах, так и в студии.
«Во время записи мне было безумно интересно, потому что всё оказалось внове, — признавался Миша Файнштейн. — Никакой аппаратуры, никаких обязательств ни перед кем. Всё абсолютно честно».
Эта сессия стартовала весной 1975 года, но, как следует из найденного недавно рукописного «Дневника “Аквариума”», композиция «Мозговые рыбаки» была записана немного раньше — ещё в декабре, в процессе дружеских предновогодних возлияний.
«Аппарат на записи у нас стоял практически тот же, но инструментов заметно добавилось: гармошка, клавиши, флейта и бас, — объяснял Армен Айрапетян. — В отличие от «Искушения», Джорджа на альбоме не было — он был накрепко связан с театром Горошевского, а там на деятельность «Аквариума» смотрели косо. Впрочем, качество от этого только выиграло — вместо Гуницкого появились сильный по технике Фан, который отвечал за бас и перкуссию, и музыкально образованный Дюшка. Вокал у Гребенщикова стал похож на вокал, да и сам Борька порядком усилился, перестав пугать всех воплями на тему «мой ум сдох»... Закономерно, что качество «Притч графа Диффузора» получилось на порядок выше, а реакция друзей оказалась благожелательной, поскольку песни стали мелодичными, а тексты — понятными. Конкретно для меня эти два альбома несравнимы, они словно вынырнули из разных вселенных. Один — это концепция, а другой — проблемы личной жизни Бориса Гребенщикова».
* * *
Зимним вечером 1975 года в студенческом книжном клубе «Эврика», расположенном невдалеке от метро «Парк Победы», проходила лекция «Пути развития современной музыки». Известный джазовый гуру Владимир Фейертаг собрал полный зал длинноволосых меломанов, среди которых выделялись битломан Коля Васин, идеолог местных хиппи Гена Зайцев и фотограф Андрей «Вилли» Усов.
«Как вы, наверное, знаете, рок-музыка возникла не в Калуге», — откашлявшись, начал мероприятие Фейертаг. Проиллюстрировать эту мысль был призван фолк-ансамбль «Акварель», выступавший в тот вечер неполным составом: Юрий Берендюков — на гитаре, Николай Марков — на скрипке и Сева Гаккель — на виолончели.
Глядя в одну точку, Сева исполнял композиции Нила Янга и Пола Саймона, а глуховатый звук его инструмента превращал мероприятие из просветительского в психоделическое. Никто даже не догадывался, что это был не только дебютный концерт Гаккеля в составе «Акварели», но и его первый рок-концерт вообще. В благочестивом облике одетого в чужую джинсовую куртку музыканта сквозило нечто аристократическое и благородное. И это ощущение оказалось не обманчивым.
Вслед за симпатичной «Акварелью» на крохотную сцену вышел «Аквариум» в усечённом составе: Борис + Дюша + Фан. Фотограф Андрей «Вилли» Усов вспоминал, что Гребенщиков подыгрывал себе на губной гармошке и акустической гитаре. На сомнительном инструменте фабрики имени Луначарского он умудрялся брать нелегальные блюзовые аккорды и мягко улыбался этим небесным звукам.
Часть песен Боб извлёк из черновиков, а часть — из репертуара певицы Джони Митчелл, о существовании которой знало лишь несколько человек. На эпической фразе I came across the child of god на сцену выскочил неизвестный барабанщик, ровненько отыграл всю композицию и неожиданно исчез. Жирная точка в концерте была поставлена идеальным образом.
После этого перфоманса Гаккель зачехлил виолончель и поехал домой, впечатлённый увиденным. Несмотря на упрощенный звук, он почувствовал в этой музыке что-то родственное.
«Однажды ко мне заглянули знакомые и принесли плёнку с альбомом «Аквариума», — рассказывал Гаккель. — Я пошёл в гости к своему другу Лёше Голубеву, и мы вместе с его сестрой прослушали запись «Искушение святого Аквариума». Я никак не мог сформировать своё мнение, и мы ещё долго разговаривали на эту тему».
Так сложилось, что в те дни, когда бывший выпускник музыкальной школы разбирался с архитектурой абсурдистских произведений «Аквариума», на одной из вечеринок он познакомился с Гребенщиковым. События развивались стремительно — уже через несколько дней они сидели дома у Гаккеля и самозабвенно музицировали. Боб играл на старенькой гитаре, а Сева — на чужой виолончели. Для разминки они воспроизвели несколько композиций Mott the Hoople, и под сводами старинного дома дуэт гитары и виолончели прозвучал не как английский фолк и даже не как американский бард-рок. Это было нечто
