Гуртьев ласково поздоровался со всеми и стал обходить койки раненых, расспрашивая о здоровье. Войдя в женскую палату, полковник подошел к Нине, а затем спросил у врача:
— А где Зина?
— Сейчас придет с перевязки.
Действительно, вскоре в палату вошла высокая темно-русая девушка. Ее бледное лицо еще сохранило детское выражение. Только возле рта залегла скорбная, страдальческая складка.
Зина, как и Лянгузова, одна из героинь нашей дивизии, о ней нельзя не рассказать. Перед самой войной, окончив техникум, она работала зоотехником в одном из колхозов Красноярского края. Когда в армию призвали брата, она приехала с ним в город и, явившись в военкомат, попросилась на фронт. Просьбу удовлетворили. Смелая, самоотверженная, Зина многих раненых вынесла из-под огня. Вскоре выяснилось: Зина не только хорошая медицинская работница, она очень наблюдательна, умеет видеть то, чего не замечают другие. Сведения, которые она сообщала, были интересны, и получилось так, что, как-то само собой, ей начали давать задания. И вот когда гитлеровцы прорвались сквозь поредевшие ряды сибиряков, Зина оказалась отрезанной от своего подразделения… Ее взяли в плен и потащили в штаб. Начался допрос — она молчала. Ее били — тоже молчала. Тогда гитлеровский офицер, взбешенный ее упорством, приказал вырезать у нее на спине пятиконечную звезду.
…Увидев Гуртьева, Зина сначала смутилась, потом кинулась к нему и зарыдала. Немного успокоившись, она рассказала о пережитом.
— Очень больно было, товарищ полковник, — тихо призналась она. — Но все равно молчала. Только губы закусила до крови. А тут вдруг слышу, летят самолеты. Ровно так гудят. Я сразу по звуку догадалась: наши. Началась страшная бомбежка. В доме со звоном вылетели стекла. Фашисты побежали в укрытия, я тоже побежала куда глаза глядят. Бежала, не обращая внимания на бомбы. Потом пряталась в развалинах, а ночью пробралась к своим… Товарищ полковник, — попросила она Гуртьева, — разрешите в часть? Но теперь в разведку ходить буду.
Гуртьев улыбнулся:
— Хорошо, выздоравливайте только.
Желая отвлечь ее от тяжелых переживаний, комдив завел разговор о Красноярском крае, расспрашивая о родном колхозе. Девушка оживилась.
— До чего же хорошо у нас в Сибири! — воскликнула она. — Да и сами знаете. Простор, приволье… А земли какие! Богатые, плодородные. Кончится война, опять зоотехником пойду. Люблю я свое дело. — Немного помолчав, она дотронулась до рукава командира дивизии и спросила: — А скоро война кончится?
Гуртьев улыбнулся:
— Если все наши бойцы станут такими, как ты, очень скоро.
Зина заулыбалась от радости.
…Хочется рассказать еще об одном поиске, но значительно более сложном. Однажды накануне моего перевода в дивизию нашей разведке пришлось участвовать в ответственной вылазке в тыл противника. Возглавлял ее лейтенант Шумилин. До войны Шумилин работал в Сталинграде. По роду своей службы превосходно знал город. Ему-то и было поручено пробраться во вражеский тыл самым оригинальным способом, по канализационной трубе.
Труба эта проходила от Волги к центру города и по своему диаметру была проходима, или, вернее, проползаема.
Придя в штаб к Гуртьеву, Шумилин попросил, чтобы в его распоряжение выделили двух разведчиков, и притом маленького роста. Чем меньше человек, тем легче будет ему совершить такой необычный переход. Выделили двух — Чуднова и Сахно-старшего. Попробовал было и младший принять участие в этом поиске, но его сразу забраковали.
— Ростом не вышел, если бы хоть на полметра меньше, тогда еще куда ни шло, — шутили товарищи.
Сахно-младший обиженно нахмурился, старший задорно посмотрел на него. Теперь уже никто не посмеет острить над низким ростом.
Но из первой попытки ничего не получилось. Несмотря на то что около двух месяцев канализация бездействовала и прошедшие дожди вынесли нечистоты, страшная вонь преграждала доступ в бетонированную нору. Разведчики буквально задыхались. Едва обратно вернулись.
Выручил начхим. Он дал ряд ценных практических указаний по использованию противогазов в данных специфических условиях.
Люк, которым на этот раз решено было воспользоваться, находился во дворе разрушенного здания в нейтральной полосе. Начальник разведки дивизии проводил туда Шумилина с товарищами и, подняв крышку, впустил в люк смельчаков. Через несколько минут начальника разведки убил фашистский снайпер.
Но группа Шумилина об этом не знала и продолжала свой путь, кошмарный путь. Люди ползли на четвереньках в зловонной жиже. Лейтенант предупредил; без его разрешения противогазы не надевать. Но с каждым метром дышать становилось все труднее. Шумилин двигался впереди и прислушивался. Лишь отвратительное хлюпанье нарушало тишину. Вдруг хлюпанье прекратилось.
— В чем дело? — спросил лейтенант.
— Сахно упал в обморок, — сообщил Чуднов.
— Надеть на него противогаз и тащить, — последовал приказ.
Движение продолжалось томительно долго. Одно — шагать по асфальту, другое — ползти в сплошной зловонной грязи. Страшно болели мускулы, и каждое новое движение доставляло мучение. Шумилин мысленно пытался ориентироваться. Он примерно рассчитал: до выхода полторы — две тысячи шагов. Преодолеть такое расстояние казалось не столь тяжелым, но практически получалось иное.
Самое неприятное было отдыхать в жиже. Лежать в ней, чувствовать, как она просачивается под одежду, как все тело наполняется невыносимым зудом.
Во время таких вынужденных остановок лейтенант то и дело спрашивал:
— Дышит Сахно?
— Дышит, — успокаивал Чуднов. Хотя ему приходилось тащить на плечах товарища, он вел себя молодцом.
Время двигалось невыносимо медленно. Наконец разведчики добрались до небольшой бетонированной ямы, откуда шел ход наверх. Шумилин поднялся во весь рост, с наслаждением расправляя отекшие руки и ноги, и едва не упал. Нелегко после длительного ползания стать на ноги. Ощупав стены, он обнаружил скобы. Но… что ждет наверху? Может быть, немцы?
Осторожно стал подниматься. Еще осторожнее приоткрыл люк. Дохнул свежий осенний ветер. Чудно! Правда, сразу закружилась голова.
Выглянул: кончилась ночь, землю окутывал нелюбимый разведчиками белесый туман — «ни два ни полтора»: далеко не видно и сам не спрячешься. Словом, надо торопиться. Шумилин осмотрелся: в нескольких метрах развалины, справа гора кирпичей. Вокруг никого.
— Чуднов, наверх, — приказал лейтенант.
Но поднялся Сахно. Шумилин понял: Чуднов уступил товарищу право первому подышать свежим воздухом.
