— Ишь, какова!..
— Сила!
— Саратовская птица.
Так и пошло по войскам — Саратовская птица… Везде встречали и провожали с любовью и уважением.
Новый муж следовал за ней. Ведь его и приставили от Винницкой ВЧК к концертной бригаде в качестве охранника.
За охранника Саратовская птица и вышла. И с ним благополучно перебралась в Москву и пережила лихие времена после Гражданской войны. Она к тому времени уже многое понимала: «В такую шальную погоду нельзя доверяться волнам…»
Нельзя. Те, кто доверился, попали под железный скребок «красного террора». «Бывших» и всяческих «сочувствующих» выскребали из народа жестоко и последовательно. Сперва этим скребком была ВЧК, потом ГПУ, вскоре реорганизованная в ОГПУ, затем НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ…
В Москве Русланова занялась самообразованием. Наконец появилось свободное время. Его она всецело посвятила чтению. Тогда это было и модно, и необходимо. Молодёжь тянулась к образованию. Новая власть это всячески поощряла. Доступ к книгам, в театры, в музеи, наконец, появился для всех.
Русланова и Наумин жили в Москве и ни в чём не нуждались. Наумин получал неплохое жалованье. Ведомство, в котором он служил далеко не рядовым сотрудником, умело заботиться о своих работниках. Русланова тоже приехала в столицу не с пустыми руками. На гастролях успела заработать кое-какие деньги.
Первую библиотеку она собирала с любовью. Вспоминала: «Шла Гражданская война, когда мы с мужем стали собирать библиотеку. Торговля книгами велась в те годы не совсем обычно. Букинисты, студенты, архитекторы, врачи — люди самых различных профессий выносили на Моховую улицу в Москве книги. Здесь можно было встретить библиографические редкости и лубочные издания, классиков русской и мировой литературы, альбомы с видами и фотографии всех 499 членов Государственной думы в роскошной папке, с биографиями. Случайно мне тогда удалось приобрести журнал „Современник“, издававшийся Пушкиным, с автографом поэта, а также прижизненное издание „Путешествия из Петербурга в Москву“ Александра Радищева».
И пушкинский «Современник» с автографом поэта, и прижизненное издание «Путешествия…» тогда конечно же стоили денег.
Что такое 1921–1923 годы в истории России?
В стране политический кризис. Кронштадтский мятеж. Волнения рабочих в Иваново-Вознесенске, Туле, Петрограде, Москве. Совет народных комиссаров, не справившись с разрухой, наступившей после окончания Гражданской войны, с инфляцией рубля, вводит рыночные отношения — нэп. От недоедания и сердечной недостаточности умирает Александр Блок. Сергей Есенин пишет свои шедевры: «Не жалею, не зову, не плачу…», «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…», «Заметался пожар голубой…». В Москву из Киева приезжает Михаил Булгаков и пишет повесть «Записки на манжетах». Выходят книги: «Хождение по мукам» Алексея Толстого, «В тупике» Викентия Вересаева, «Чапаев» Дмитрия Фурманова, «Огненный конь» Фёдора Гладкова. Михаил Шолохов на Дону пишет свои «Донские рассказы». В литературе создаются группы: акмеисты, футуристы, имажинисты, обэриуты. В живописи формируются свои направления: супрематисты (Казимир Малевич), Общество московских живописцев (Роберт Фальк, Игорь Грабарь, Аристарх Лентулов), «Мир искусства» (Кузьма Петров-Водкин, Мартирос Сарьян, Анна Остроумова-Лебедева, Алексей Щусев). В театре и на сценах царило оживление — мистерии, поиски новых форм, смесь балагана и безвкусицы… Значительная часть труппы Художественного театра во главе со Станиславским отправляется в двухгодичные гастроли по странам Европы (Германия, Чехословакия, Франция, Югославия), откуда многие не возвращаются. Умирает идеолог русского анархизма князь Пётр Кропоткин, и в Москве происходит последняя демонстрация анархистов по случаю его похорон. Закончилась советско-польская война, в которой Красная армия потерпела поражение — тысячи убитых и пленных. Подписан мирный договор между советской Россией и Германией. Ленин окончательно разбит параличом, пишет свои последние статьи и «завещание». Сталин избран генеральным секретарём партии большевиков. Продолжаются военные действия в Приморье, в Дальневосточной республике, Красная армия теснит японцев. Готовится первая конституция СССР. В Москве открывается первая сельскохозяйственная выставка. А в Поволжье царит повальный голод. Вначале засуха и неурожай, одновременно продотряды выгребают подчистую хлебные запасы у крестьян, угоняют скот. Пять миллионов умерших от голода. Случаи людоедства. Работники местных ВЧК, выражая своё недовольство грубыми методами работы продотрядов, в те дни слали в Москву тревожные радиограммы. Согласно докладной, отправленной 5 января 1920 года в Москву особым отделом Саратовской губчека, «при развёрстке наблюдается множество недоразумений. Продотряды безжалостно выметают всё до зерна, и даже бывают такие случаи, когда в заложники берут людей, уже выполнивших продразвёрстку. На основании таких невнимательных отношений к развёрстке недовольство крестьянских масс растёт. Нередко оказывалось, что сдано было всё, даже семена для следующего посева». К весне 1921 года положение ухудшилось. Остатки зерна съели, сеять было нечего. В марте 1921 года начальник Саратовской губчека докладывал в Москву: в двух уездах массовая смертность от голода. Особенно страдало сельское население. Хроники тех дней сообщают: «В селах Саратовской, Самарской и особенно Симбирской губернии люди атаковали местные советы, требуя выдачи пайков. Съели всю скотину, принялись за собак и кошек, а потом и за людей. Дом в то время можно было купить за ведро квашеной капусты».
Руслановой дом был ни к чему. А вот дорогие книги она покупала. Инфляция обесценивала деньги, заработанные бесконечными поездками и концертами. Её можно понять: жаль своего труда. Деньги — что? Деньги дело наживное. Прожитое не вернёшь. А концерты, песня были её жизнью.
На столичных сценах в те годы блистали лучшие голоса страны. Леонид Собинов[15]. Мужественный лирический тенор Сергей Юдин[16]. Антонина Нежданова[17]. Надежда Обухова[18]. Уже появлялся удивительный лирический тенор Сергей Лемешев.
Москва встретила провинциалку холодно. «Вольный стиль» её народного пения коробил московскую публику. Столица взглянула на приезжую свысока и… не заметила её.
Она не делала карьеры весьма распространённым в те годы способом — по партийной линии. В партию не вступит ни в 1920-е, ни в 1930-е годы, ни потом. Чувствовала свою силу и силу русской песни и знала, что её время ещё наступит.
Однажды Наумин спросил её:
