Что могла в этом случае сделать Петрищева? Признать свое бессилие, сказать, что рисовые поля – мирные воды орошения – стали для людей источником страдания и смерти? Попытаться воскресить одно из химических средств уничтожения личинок? Но ведь опыт доказал, что такие мероприятия несовершенны. Она могла бы, конечно, заново перепробовать их. Не удастся справиться этим летом, она закончит работу в будущем году. Проблема не новая, можно подождать. Но кругом тяжко страдали люди, и долг призывал ее скорее решать.
Есть верное средство против анофелеса на рисовых полях. Способ не новый, известный уже свыше сорока лет, но его применение не выходило за пределы опытных станций. Метод по идее крайне несложен; он сводится к тому, что в течение лета на несколько дней спускают воду с рисовых полей. Лишенные влаги, личинки погибают. Сколько самка ни откладывала бы на воду яиц, ни одно из них полностью не разовьется.
Прекрасный выход из положения! Чудесное средство, а между тем рисоводы нисколько не склонны следовать ему. Они не рисковали спускать воду с полей, опасаясь погубить этим посевы. На опытных участках было доказано, что осушка полей не влияет на развитие растений, и все же в течение почти полувека в практике орошения не произошло перемен.
Петрищева решила помочь населению избавиться от малярии, убедить его изменить орошение полей, добиться этого во что бы то ни стало.
Благородная миссия, она многим оказалась не по плечу. Было бы несправедливо преуменьшить ее значение, упустить из этой истории какую бы то ни было деталь.
Задолго до приезда Петрищевой из Туркмении в Таджикистан ее отряд вел разведку в этих краях. Гигрографы и термографы, расставленные в местах выплода малярийных комаров, вели учет тепла и влажности воздуха в связи с условиями размножения анофелеса. Ознакомившись с результатами проделанных работ, Петрищева принялась за выполнение своего обширного плана.
Первый визит она нанесла агроному. Выслушав ее намерение изменить режим водоснабжения на рисовых полях, он спросил:
– В наших районах двести с лишним гектаров. Ваш опыт охватит всю площадь целиком?
На ее уверенное «да» он ответил:
– Мы не можем экспериментировать на наших полях. Попробуйте это проделать где-нибудь в другом месте.
Она не сомневалась, что такой же прием ее встретит повсюду, и спокойно ему возразила:
– Откуда вы взяли, что эти опыты первые? И пятые и десятые были уже проведены давно: в Дагестане, Армении, Азербайджане, на Северном Кавказе и в Закавказье, в долине реки Зеравшана и в Средней Азии.
На следующий день она принесла ему объемистый сверток книг и журналов.
– Тут собраны все опыты с прерывистым орошением риса. Проштудируйте их и подумайте еще раз над вашим ответом.
Сопротивление агронома держалось долго. Она с фактами в руках доказывала ему, что новый водный режим повысит качество почвы, улучшит обмен кислорода в организме растения и облагородит зерно. Он соглашался, припоминал даже случаи, когда рисовые посевы Бауманабада семнадцать суток подряд оставались без воды и нисколько не пострадали. Все верно, конечно, но что он скажет дехканам, если случится беда и рис, оставленный без влаги, погибнет? Ему этого никто не простит.
Еще несколько бесед, заверений и обещаний, и агроном уступил.
С заведующим водным хозяйством она договорилась легко. Исследовательница пришла к нему с расчетом в руках – косвенным обвинением в расточительности. Его щедроты привели к заболочению района и укоренению малярийного комара. Новый водный режим даст ему возможность оросить дополнительно тысячу двести гектаров хлопка или две тысячи четыреста гектаров кукурузы… Упреки и посулы принесли свои плоды: «владетель» водного хозяйства уступил.
Труднее было убедить рисоводов, заставить их поверить в полезность предлагаемых новшеств.
Петрищева начала с посещений мирабов – распределяющих воду между хозяйствами, навестила первым делом старейшего из них.
Старик принял гостью в своей скромной кибитке, предложил угощение и с должным вниманием выслушал ее. Согласно добрым традициям Востока, хозяин любезно кивнул головой и стал придумывать возражения, чтобы деликатно ей отказать. Ему, опытному мирабу, совершенно очевидно, что она нисколько не смыслит в разведении риса, ее слушать опасно и бесполезно. Кто не знает, что рис любит стоять «по горло» в воде и сто дней беспрерывно купаться?
– Ваши умные речи, – сказал ей старик, – не всякому будут понятны. Наш народ не поверит, что комар родится в воде и зажигает нашу кровь лихорадкой. Эта тварь, как известно, кусает всех без разбору, а ведь заболевают только немногие. Разве люди не болеют и в тех местах, где нет комара и в помине? Рисовое поле – благословение небес; не может быть, чтобы в нем рождалось несчастье.
Пусть будет так, она не станет спорить. Но что он думает о прерывистом орошении?
Мираб не сразу ответил. Он покачал головой, и на желтом лице его – лице хронического малярика – отразилась чуть заметная улыбка.
– Этого делать нельзя, – сказал он. – Рис должен днём пить, а ночью плакать, иначе не будет семян. С наступлением вечера, когда жаркое солнце уходит и влага на рисе перестает испаряться, она, словно слезы, каплями падает в воду. – Старик возвел поэтический образ в биологический закон.
Не припомнит ли мудрый мираб – не было ли случая, когда поля из-за засухи надолго оставались без воды?
Случалось. Он помнит.
– Погибал ли тогда урожай?
– Нет, не погибал, бог отводил несчастье.
– Значит, рис врелленами выживает и без воды?
– Выживает, конечно, – соглашался мираб, – когда богу угодно. Для него нет ничего невозможного. В небесах много милости, но зачем их без нужды искушать?
Человеческая речь – хваленый инструмент духовного единения человека – сейчас не связывала, а разъединяла их. Тогда Петрищева прибегла к логике фактов, тождественной с чудом для неискушенного ума. Она повела старика на рисовое поле, склонилась с ним над водой и приобщила его к тайнам паразитологии. Из этих открывших наружу дыхательное отверстие червяков, лежащих параллельно поверхности воды, со временем выйдет комар. Пусть почтенный мираб зачерпнет их побольше в сосуд, обвяжет марлей посуду и унесет ее домой. Через несколько дней сосуд будет полон комаров, от червячков лишь останутся шкурки.
То, что позже случилось, привело мираба в изумление. Никто к завязанной посуде не прикоснулся, об обмане не могло быть и речи, и все-таки над водой появились комары. Он видел собственными глазами, как спинка куколки лопалась и в толстой части ее из щели высовывалась голова кровососа. Некоторое время вновь рожденная тварь, точно мачта, возвышалась над блестящей шкуркой-ладьей.
