— Значит, вы тоже уверены, что он — не темная лошадка, которая в любой момент может взбрыкнуть? — улыбнулся Нолан.
— Да! — решительно ответил Джон. — Я нутром чувствую, что Топхэту можно и нужно доверять.
— Но мне хочется, — продолжал Нолан, — чтобы вы поняли, что кричать «ненавижу коммунизм и мерзкое правительство Никиты Хрущева» не дает еще оснований доверять Топхэту на все сто процентов. Вот если он на последующих встречах, как сказал мистер Гувер, выдаст нам хотя бы пару нелегалов и несколько своих агентов в Нью-Йорке, тогда у нас не будет возникать вопрос, двойник он или нет. Короче говоря: быть или не быть ему агентом Топхэтом?!
— Этот вопрос, уверяю вас, будет решен уже на следующей встрече. — И, выразительно посмотрев на начальника отдела, Джон Мори добавил: — Поверьте мне, он назовет нам не пару нелегалов, а всех тех, кого русские внедрили к нам, в Америку.
Нолан энергично тряхнул головой, потом сказал:
— Но есть одно «но»: мистера Гувера и меня очень беспокоит только одно обстоятельство: не внедряет ли советская разведка сначала в ФБР, а потом и в ЦРУ своего хорошего агента?
— Да все может быть! — нетерпеливо воскликнул Дэвид Мэнли. — Да, Топхэт, возможно, и радеет о своем народе, о своей стране и критически относится к Хрущеву и его внешней политике, но вы и мистер Гувер не учитываете одного: Топхэт — это не тот человек, который географически переместился к нам из Советского Союза. Топхэт родился и вырос в России, он прожил там почти сорок лет. Он впитал в себя жизненные принципы своей страны, отстаивал их в годы Великой Отечественной войны. Жизнь его в Советском Союзе до поры до времени вполне устраивала. Но когда к власти пришел волюнтарист Хрущев, то Топхэт, будучи уже зрелым человеком, понял, что жизнь при таком лидере государства неприемлема для него. Бороться же с властью Хрущева, как сказал Топхэт, было равносильно самоубийству. И коли он пришел к нам, то мы должны принять его и доверять ему. Я согласен с Джоном, что на первых двух встречах он уже доказал, что надо ему верить и ценить его. Я, как и Джон, не сомневаюсь, что Топхэт еще докажет, чего он стоит и на что способен! У меня все.
Начальник отдела, чуть помедлив, раздумчиво произнес:
— Может, оно и так. Время рассудит нас…
Вторник, 19 декабря, Мэдисон-авеню
Беседа с фэбээровцами Мори и Мэнли оставила у Полякова неприятный осадок и тревожное чувство — не сдадут ли они его после окончания срока командировки. Такие сомнения терзали его душу до того дня, как он отправился на третью явку. Встретиться ему предстояло во время обеденного перерыва на удачно подобранной на Мэдисон-авеню явочной квартире, которая располагалась недалеко от представительства СССР при ООН. Это позволяло Топхэту без чьего бы то ни было разрешения пойти якобы на обед, а при следовании к месту встречи провериться на предмет выявления возможной слежки со стороны советской контрразведки.
Обменявшись несколькими ничего не значащими фразами, Джон Мори начал беседу без каких-либо предисловий:
— Если вы, мистер Поляков, действительно хотите нам помочь и войти в полное доверие, то вы должны раскрыть мне тех нелегалов, которые действуют на территории нашей страны. Вы являетесь заместителем главного резидента по нелегальной разведке и потому должны их знать.
Требование о выдаче совершенно секретной информации о нелегальном аппарате ГРУ заставило Полякова серьезно задуматься. Он прекрасно понимал, что нелегалы — самые оберегаемые источники информации, гордость и сила советской внешней и военной разведки, они решали самые важные и самые ответственные задачи, особенно в периоды политических и военных кризисов, не говоря уже о войне. «Но если я сейчас откажусь назвать наших нелегалов, — размышлял Поляков, — то ФБР начнет строить мне разные козни. А если выдам их, то фэбээровцы начнут скоропалительно обезвреживать нашу нелегальную сеть по всей Америке. Провал же нескольких нелегалов неминуемо наведет тень подозрений именно на меня, потому что только мне они известны в Америке… Что же делать?»
Джон внимательно всматривался в него и думал: «У него вроде бы и правильные черты лица — высокий лоб, мощный череп, крепкий подбородок, чуть заостренный нос… И все же есть в нем какая-то отталкивающая сила… Одним словом, неприятный тип… Но ничего не поделаешь, профессия контрразведчика обязывает нас вести общение с самым разнообразным человеческим материалом независимо от того, нравится он или нет».
А тем временем Поляков решил пойти на маленькую хитрость: «Пожалуй, назову-ка я ему не самих нелегалов, а тех офицеров, которые осуществляют связь с ними. Вот пусть фэбээровцы и отслеживают наших связников до самого посинения. А пока они будут этим заниматься, я исчезну отсюда. Все шишки пусть валятся тогда на моего сменщика или на офицеров связи. А будет еще лучше, если я назову сначала фамилии тех нелегалов, которые уже выведены из США. Пусть их тоже ищут до скончания века. Чем дольше, тем лучше для меня, тем меньше будут в ГРУ подозревать меня». И он начал выдавать нелегалов, носивших псевдонимы Норд, Гайд, Ларсен, Тропова, Ванда, Жакоб, Хильда.
Джон Мори, услышав фамилию «Тропова» — она же была Таирова, давно уже находившаяся с мужем под пристальным вниманием ФБР, радостно воскликнул:
— О'кей, мистер Поляков! Вот теперь я убедился, что вы — не подстава!
— Но я очень прошу вас, чтобы вы ни в коем случае не арестовывали их до моего отъезда в Советский Союз. Если же вы сделаете это до того, то тень подозрений в причинах их провалов сразу падет на меня.
— Я что-то не совсем понял смысл вашей последней фразы. Поляков, глядя на него с укоризненной уксусной улыбкой, возмутился:
— Да бросьте вы, мистер Мори, притворяться, все вы понимаете! Объясняю еще раз: не трогайте никого из названных мною нелегалов до окончания моей командировки в Нью-Йорк. Иначе мне каюк. Неужели это не понятно?
— Понятно-понятно, — подхватил Джон, на самом деле ничего не поняв.
Затем он подошел к Топхэту и, положив на его плечо руку, неожиданно воскликнул:
— Не беспокойтесь, мистер Поляков, все будет о'кей! Я согласен, что только с такими людьми, как вы, мы можем победить все советские «измы» — большевизм, социализм и коммунизм. Поэтому мы будем непременно оберегать вас «как самый драгоценный камень, название которому брильянт»[13]. Вы только не рассказывайте жене о нашем сотрудничестве. Если она узнает об этом от вас, то, не дай бог, начнет уговаривать вас отказаться от контактов с нами.
Поляков мысленно прикидывал, что можно было бы сказать ему на это, и решил успокоить его: