Главное для нас — показать атмосферу тревоги, неуспокоенности, недовольства собой, в которой очутился наш герой, поняв, что многое из того, что он написал, он сделал глупо, бездарно и ненужно… В повести нет элементов автобиографичности, хотя многие описания там вполне реальны. В какой-то мере «Хромая судьба» сделана на материале моего жизненного опыта, точно так же, как, например, повесть «За миллиард лет до конца света» — на материале жизненного опыта Бориса Натановича, и действие там даже происходило в его квартире…
Что касается публикации «Хромой судьбы» — тут была одна история. Может быть, кто-нибудь из вас обратил внимание, что в десятом номере за 1983-й год редакция журнала «Звезда Востока» храбро опубликовала сообщение, что намерена в будущем году печатать Стругацких — а в том году, надо заметить, была объявлена свободная подписка. Задолго до этого я действительно вручил «Хромую судьбу» литературному агенту «Звезды Востока» — и он исчез. Через полгода мне позвонили в дверь, восточного вида человек молча вручил папку с рукописью и удалился. Спасибо, что вернули… А потом журнал дал этот самый анонс. Я, хоть и получил обратно рукопись, но грешным делом подумал: «А вдруг?», но… Как вы знаете, в 1984 году ни нашей «Хромой судьбы», ни новой повести братьев Вайнеров — а она тоже была объявлена у них на тот же год — в журнале опубликовано не было. Я потом встретил своего тезку Аркадия Вайнера в Доме кино и поинтересовался, что за вещи давали они. Выяснилось, что с Вайнерами было еще хуже: у них даже не было никаких разговоров с журналом. В общем, все это оказалось удочкой для простаков. Мы, впрочем, не теряем надежды рано или поздно нашу «Хромую судьбу» опубликовать.
Повести о Максиме Каммерере под названием «Островная Империя» у нас нет. Вообще, товарищи, остерегайтесь подделок! А то находятся некие темные дельцы, которые перепродают какие-то вещи, ставя на них нашу фамилию. Правда, в возникновении слухов, что написана новая повесть о приключениях Привалова в стране чудес, в известном смысле виноваты мы сами. У нас периодически возникает желание написать третью часть. Было много идей, написать хотелось бы, но все время это перебивалось какими-то другими стремлениями. А был, например, такой замысел: Привалов — дипломат, которого его друзья-волшебники выдвигают для ведения переговоров с нечистой силой… и тому подобное. Но, понимаете, «Понедельник начинается в субботу» писался в другую эпоху: и мы были моложе, и надежды излишние мы возлагали на научного работника. Но научный работник не оправдал наших надежд, он оказался таким же, как и все, ничуть не лучше. Так что возвращаться к бесшабашному веселью «Понедельника…» мы уже не сможем. Хотя технически мы могли бы написать вещь, и, может быть, сильнее «Сказки о тройке» с «Понедельником…». увы, не тот возраст. Слишком много пережито, слишком много понято…
Сейчас журнал «Знание — сила» публикует другую нашу повесть — «Волны гасят ветер», заключительную часть трилогии о Максиме Каммерере (после «Обитаемого острова» и «Жука в муравейнике»). Начало — в № 6, и печататься, видимо, будет долго. Журнал «Изобретатель и рационализатор» в июльском и августовском номерах публикует в несколько сокращенном виде наш сценарий «Пять ложек эликсира». Этот сценарий был написан по специальному заказу киностудии имени Довженко, каковая студия, доведя его «до полного совершенства», от него же и отказалась.
В настоящее время мы пока ни над чем не работаем: у нас сейчас интересы в кинематографе… кроме того, желательно попробовать свои силы и в театре, хотя это настолько непривычная для нас область, что не знаю уж, что получится. Мы написали для одного театра пьесу по «Трудно быть богом», но сейчас там обстоятельства изменились… Ведь когда пишешь прозаическую вещь, то надеешься, что когда-нибудь она будет опубликована, а когда сценарий или пьесу, то даже этой надежды нет. К нам сейчас, правда, поступает немало лестных предложений от театров, но почему-то чаще всего от кукольных…
<…>
А. СТРУГАЦКИЙ: Фантастическое кино — дело очень перспективное, это надо делать. Тем более что вид кинематографа, именуемого фантастическим, еще очень молод.
<…>
А недавно кинематографисты ФРГ вдруг возлюбили нашу повесть «Трудно быть богом» и предложили поставить остросюжетный фильм. Режиссер Фляйшман хочет ставить. А я убежден, что в ФРГ ничего хорошего не сделают — эту вещь надо ставить в СССР. Но вот у нас, видите ли, недостойны, а вот Фляйшман достоин. Написали они с Далем Орловым сценарий, а нас заставили подписать соответствующий договор на три года. Полтора года уже прошло, есть у меня надежда, что все это дело самопроизвольно изведут. Вот тогда и поговорим о советской экранизации.
А с экранизацией «Малыша» в ЧССР уже все кончилось, ничего не будет. Там на киностудии «Баррандов» сменилось руководство: пришел новый начальник (по слухам, до этого он возглавлял то ли пивзавод, то ли что-то вроде того) и сказал, что надо делать чешское кино, а все эти совместные постановки народу не нужны. Но я этим тоже доволен…[22]
<…>
Закончив Военный институт иностранных языков, Аркадий Стругацкий служил на Дальнем Востоке, а после демобилизации работал переводчиком с японского и английского языков. Им переведены многие выдающиеся произведения «золотого века» японской литературы, который пришелся на средние века; фантастические романы Абэ Кобо, новеллы Акутагавы Рюноскэ. Кстати, том Акутагавы, выпущенный в Библиотеке всемирной литературы, открывается вступительной статьей А. Стругацкого. Недавно в его переводе увидел свет роман «Сказание о Ёсицунэ».
А. СТРУГАЦКИЙ: Действие романа «Сказание о Ёсицунэ» происходит в XII веке. Здесь рассказывается о страшной и кровопролитной гражданской войне в Японии… Приступая к переводу, я вовсе не начинаю переводить предложение за предложением, абзац за абзацем. Переводу предшествует необходимая подготовительная работа. Она подобна отчасти той работе, которую мне приходится предварительно выполнять, когда я берусь за технические переводы. Например, когда мне надо было переводить много текстов из области цементного производства, я засел за русские тексты по той же тематике, мне пришлось разобраться в технологии, в устройствах цементных печей, и прочее, и прочее…
При переводе японской средневековой прозы (да и более поздних произведений) я должен сначала познакомиться с элементами японской истории соответствующего периода, с семиотикой японского костюма, убранства японского жилья, с вооружением воина — простого солдата и знатного самурая. Я должен точно знать обстановку того времени — вплоть до того, как тогда были одеты крестьяне или ремесленники. Мне надо представить, о чем вообще может идти речь в японском тексте, мне надо знать, что может быть, а что — невозможно. Я должен знать, что могут означать те или иные церемониалы и жесты, о чем может говорить простолюдин или тот, кто распоряжается его жизнью. В отличие от, скажем, переводчиков с английского, переводчик-японист должен сам «создать», подобрать нужную стилистику произведения. Оригинал может подсказать только степень сложности текста и — в лучшем случае — какими предложениями переводить, короткими или длинными. А диалоги, монологи — это надо будет искать в русской классической литературе, у Достоевского, Чехова, Салтыкова-Щедрина… Работа сложная, такая подготовка к переводу занимает не менее двух лет.