Ознакомительная версия.
Берия устраивает публичные выволочки министрам и секретарям парторганизаций, над которыми формально не имеет власти. Ведет себя как глава государства. Решительно все, выступавшие на июльском пленуме 1953 года, жаловались на хамство Лаврентия Павловича.
Климент Ворошилов:
Берия при жизни товарища Сталина был нахален, груб, высокомерен, нагл, стремился всюду и везде показать свое превосходство перед другими, не считался с человеческим самолюбием и достоинством. Товарищ Зверев (министр финансов. – Авт.) на меня смотрит и думает: правду я говорю. Сколько он ему говорил всяких мерзостей, гадостей. Нет ни одного товарища из тех, которые здесь присутствуют, из членов правительства, будет ли это бывший министр или теперешний, которому бы Берия не наговорил самых дерзких, самых наглых и ничем не вызываемых со стороны этого товарища гадостей, оскорблений, указывал бог знает на какие мерзости, ни с чем несообразные. Только бы обидеть, унизить человека.
Министр транспортного машиностроения Вячеслав Малышев:
Нам было больно, я прямо скажу, зачастую было обидно и больно видеть, как Берия грубо обрывал, третировал не только нас, министров, – мы уже с этим делом смирились, – а руководящих деятелей нашей партии и правительства. Было просто обидно, например, за товарища Ворошилова. Я помню, как Климент Ефремович докладывал по уставу Объединенного добровольного общества. Берия грубо обрывает, оскорбляет. Ну, просто сидишь, и всего тебя скребет.
Управляющий Советом Министров Михаил Помазнев приводил такие детали:
Было сказано: «если будет лезть к моему аппарату, руки отрубим». В грубой резкой форме заявил, что выгоним, и никто не поможет.
Заместитель Берии по Атомному проекту Авраамий Завенягин:
С самого начала бросалось в глаза главное качество Берии – это презрение к людям. Он презирал весь советский народ, презирал партию, презирал руководителей партии. И в этом презрении оказался слепцом, он считал за простаков членов Президиума ЦК, которых он может в любой момент взять в кулак и изолировать. А оказался сам простаком, слепым бараном…
Для Берии не было ничего святого. Каждый работник имел у него эпитет, которых у него был запас. Он не мог назвать, что называется, ни одного человека, которого бы уважал. Много раз приходил на память знаменитый Собакевич, у которого во всем городе не оказалось ни одного порядочного человека, был один порядочный человек – прокурор, да и тот свинья. Так и у Берии – не было людей, которые заслужили бы уважение, к которым он сам мог бы относиться по-человечески.
Министр черной металлургии Иван Тевосян:
Берия пытался держать министров в страхе божием. Бесконечные окрики, угрозы снять с работы, объявить выговор, отдать под суд – вот набор слов в его выступлениях в адрес министров.
Министр нефтяной промышленности Николай Байбаков:
Зная Берию по совместной работе более 10 лет, я не помню случая, чтобы какой-нибудь разговор по телефону или при личной встрече проходил в спокойных тонах. Как правило, он любил выражаться нецензурными словами, оскорблял словами вроде таких: «переломаю ноги», «переломаю ребра», «посажу в тюрьму», «пойдешь в лагерь», «свалю с вышки, на которую ты забрался» и так далее.
Такими запомнили министры методы работы «лучшего менеджера ХХ века».
Удивительно, что такой опытный политик, как Берия, за короткий срок допустил столько грубых ошибок. Даже Сталин никогда не позволял себе так открыто хамить подчиненным, как это делал Лаврентий Павлович. Нахрапистость министра внутренних дел и оскорбляла, и пугала членов Президиума ЦК. Им казалось, что Берия, наконец, перейдет от угроз к действиям. Воспоминания о сталинском терроре были еще очень свежи, и оказаться на Лубянке никому не хотелось.
При этом поведение Берии в значительной степени было построено на блефе. Он действительно пытался противопоставить аппарат МВД аппарату ЦК, но силы здесь были явно не равны. Карательные органы под руководством Абакумова и Игнатьева были в значительной степени освобождены от бериевских кадров. Часть соратников Берии до марта 1953 года сидела в тюрьме, часть работала в других ведомствах. Управлять страной, опираясь на Деканозова, Людвигова, Ордынцева, Меркулова, братьев Кобуловых и еще десяток человек, было безумием.
Маленков и Хрущев строили свой кадровый резерв десятилетиями. У Хрущева хорошие отношения с руководством Украины, Москвы, с военачальниками. Маленкову были обязаны большинство первых секретарей обкомов, многие министры. А вот Берия доверял только друзьям юности, тем, кого он взял с собой из Тбилиси, и очень немногим московским знакомым. И все это были кавказцы. Известно, что время от времени Берия в телефонных разговорах переходил на грузинский язык в присутствии подчиненных. А при росте русского национализма и антикавказских настроений это представлялось небезопасным.
При Брежневе в ходу было выражение «бережное отношение к кадрам». Сталин уничтожил всех своих действительных и мнимых врагов, но тех, кто был ему предан, холил и лелеял. Это были не только старые партийные товарищи, выходцы из Первой конной, но и выдвиженцы времен великого перелома, молодые наркомы времен Великой Отечественной войны и комсомольцы 1940-х. При всей своей жестокости вождь умел быть любезным, обаятельным, заботливым.
Даже своих будущих жертв он мог убедить в своем дружелюбии, так что они умирали с именем Сталина на устах, думая, что не он виновен в их трагической участи. Сталин почти не допускал личных оскорблений и унижений.
Все это за него выполняли такие, как Берия. Берия привык быть дубинкой, но его терпели, пока эта дубинка была в руках вождя. Теперь столь дерзкое хамское поведение выглядело совершенно неоправданным. Все это не могло не раздражать основную часть аппарата. Как показали дальнейшие события, ни в одном ведомстве у Лаврентия не было крепких позиций. Два его заместителя по МВД Иван Серов и Сергей Круглов встанут на сторону заговорщиков. Среди его сторонников не оказалось ни одного военачальника, министра, члена Президиума ЦК, руководителя республиканской парторганизации (может быть, за исключением Багирова). Берия в 1953 году казался страшнее, чем был на самом деле.
Лазарь Каганович вспоминал:
На другой день после смерти Сталина, когда еще Сталин лежал в Колонном зале, он начал свергать мертвого Сталина, он стал мутить, пакостить, то рассказывал, что Сталин говорил про тебя то-то, про другого то-то, то говорил, что Сталин и против него, Берии, шел. Он нам, группе людей, говорил: «Сталин не знал, что если бы он меня попробовал арестовать, то чекисты устроили бы восстание».
Ознакомительная версия.
