И всё! Это был самый короткий ответ Чавеса из тех, которые я когда-либо слышал на его пресс-конференциях! Что-то ему не понравилось в заданном вопросе. Но что? Я пытался разобраться в причинах столь необычной реакции президента. Никакого подтекста, в том числе иронического, вопрос не содержал. Неужели Чавесу показалось, что некий скрытый подвох в нём всё-таки был? Позже я понял, что, демонстрируя синий томик, Чавес лукавил. В то время его уже занимал проект обновления конституции, её наполнения социалистической «составляющей». Но говорить об этом — без подготовки общественного мнения — было преждевременно.
Это и было, скорее всего, причиной предельной сухости ответа Чавеса. Прошло несколько месяцев после той пресс- конференции, и в руках президента появился другой томик — проект Социалистической конституции в ярко-красной обложке. О его достоинствах Чавес мог говорить часами, рисуя оптимистично-праздничные картины грядущей Социалистической Республики Венесуэлы.
Кампания за внесение поправок в конституцию велась сторонниками Чавеса в спокойной, уверенной в «правоте дела» тональности. Подтекст был такой: если президент считает, что ему нужен скорректированный вариант Основного закона, он его обязательно получит. Президент никогда не проигрывал! Президент выбрал правильный момент для своей инициативы! И тактически и стратегически он на несколько голов впереди оппозиции! На референдуме простой народ дружно проголосует за «построение социализма с венесуэльским лицом», за то, чтобы окончательно «сбросить оковы капитализма»! Исходные предложения по реформе конституции, которые подготовил сам Чавес, в ходе «общенародной дискуссии» стали постепенно размываться, дополняться, утяжеляться, и те, кто не слишком сильны в схоластике такого рода, запутывались и теряли интерес к проблеме. Марафонские обсуждения многочисленных поправок, которые транслировались проправительственными радио- и телестанциями, казались венесуэльцам назойливыми: нет ли в этом какого-либо подвоха? Не кроется ли за этими дискуссиями стремление Чавеса добиться «пожизненного президентства»? Оппозиция воспользовалась провалами боливарианского агитпропа. Застарелое недоверие среднестатистического венесуэльца к социализму как системе личной несвободы, материальных проблем, обязательного идеологического единомыслия было использовано «на всю катушку», причём нередко применялись самые примитивные аргументы периода холодной войны: будет введена уравниловка, запретят частную собственность, детей начнут отбирать в раннем возрасте, чтобы воспитать их в духе слепой преданности «режиму».
«Командо Самора», организационный центр, созданный по указанию Чавеса для ведения кампании в пользу реформы конституции, не всегда объективно оценивал обстановку на местах. По сведениям «Командо», опросы общественного мнения стабильно предвещали убедительную победу «скорректированного» проекта конституции. Уверенность Чавеса в триумфе проекта была столь велика, что порой создавалось впечатление, что он самоустранился отличного ведения кампании, передоверив её соратникам: министрам, губернаторам, активистам Соцпартии, студенческим лидерам-болива- рианцам.
В день референдума оптимизм Чавеса стал угасать: активность венесуэльцев на участках для голосования не радовала. Кто-то из присутствующих в кабинете президента негромко сказал: «Электорат на пляже». У венесуэльцев поездка в конце недели на пляж — это святое. 30—40 процентов электората Венесуэлы обычно уклоняется от выполнения своего «гражданского долга» и традиционно обозначается как «ни-ни», то есть ни за тех, ни за других. Оппозиционные активисты до последней минуты работы участков для голосования сражались за каждый голос, объезжая свои районы и призывая прийти к урнам, чтобы не допустить никаких поправок в конституцию. Проправительственные активисты, напротив, были легкомысленно уверены в победе.
Объявление Национальным избирательным советом предварительных итогов референдума ожидали в 8—9 часов вечера. Но час шёл за часом, а сводка не оглашалась. По венесуэльскому закону результаты голосования сообщаются только тогда, когда установлено, что тенденция необратима, что новые поступающие данные не изменят общую картину. Время шло к полуночи, а Избирательный совет по-прежнему хранил молчание. Представители оппозиции стали делать будоражащие заявления: нас хотят обмануть! Только в половине первого ночи Чавес вышел из своего кабинета в Мирафлоресе и направился в зал, где его дожидались журналисты. Председатель Избирательного совета Тибисай Лусена уже выступила по телевидению: против проекта реформы проголосовало 50,7 процента избирателей, за него — 49,3 процента. По её словам, не все голоса были подсчитаны, не поступили полностью сведения с отдалённых избирательных участков, но тенденция сохранялась неизменной: чуть больше половины электората высказалось против проекта Чавеса. Победила оппозиция. В обращении к народу Чавес сказал, что референдум прошёл в лучших традициях демократии, на высоком этическом уровне.
Он обратил внимание на большой процент воздержавшихся — 44, что, по его мнению, негативно сказалось на результатах голосования и, соответственно, дальнейшей судьбе проекта. Его придётся отложить, но не отказаться от него совсем. Он поздравил оппонентов и посоветовал с толком распорядиться победой: научиться уважать идеологические различия, искать истину в дебатах, а не на путях насилия, конспирации, подчинения Империи. Чавес назвал победу оппозиции «малюсенькой» и «пирровой».
Обратившись к соратникам, Чавес сказал: «Мы продолжаем битву за социализм в тех рамках, которые нам позволяет эта (1999 года. — К. С.) конституция. О предложенной реформе можно говорить бесконечно, потому что в ней есть идеи очень отважные, некоторые — беспрецедентные. Я не встречал прецеденты некоторых из этих предложений — экономических, геополитических, социальных. Шестичасовой рабочий день, к примеру, не имеет параллелей в мире. Новая геополитика власти. Новое экономическое видение. Социальная собственность. Коммунальная собственность. Гражданская собственность. Хочу, чтобы вы знали, что ни одной запятой из этого проекта я не вычёркиваю. Предложения венесуэльскому народу остаются в силе, они живы, они не умерли... Мы уже знаем, каким будет будущее... Пока не получилось, но я сохраню этот курс и говорю венесуэльским рабочим, венесуэльским мужчинам и женщинам, даже тем, кто не голосовал за реформу, что социальные предложения, содержащиеся в ней, являются самыми передовыми на этой планете. Мы продолжим работу над ними, сделаем всё возможное, чтобы посоветоваться с вами, чтобы продолжить дебаты по темам и добиться максимального социального включения всех венесуэльцев!» Главной причиной провала референдума по «корректировке» конституции была низкая активность Единой соцпартии. Более трёх миллионов её членов не пришли на участки для голосования! В качестве следующего шага Чавес как лидер партии предложил «Программу 3 R» — Revision, Rectification, Reimpulso (ревизия, исправление, придание нового импульса). Первый чрезвычайный съезд PSUV готовился почти в авральном режиме. Дата его проведения переносилась несколько раз. Чёткой предварительной информации о намеченной повестке не было, что вызвало критические отклики рядовых партийцев. Неужели сценарий съезда уже написан и рядовым делегатам придётся послушно голосовать за уже принятые «наверху» решения? Тогда чем отличается PSUV от буржуазных партий Четвёртой республики? Эта затянувшаяся неопределённость с проведением чрезвычайного съезда во многом отражала сомнения самого Чавеса. Что делать? Какая партия нужна для ускорения и возглав- ления революционного процесса? В «полевевших» странах Латинской Америки социализм воспринимается как противовес глобализации, которая безжалостно стирает национальные различия. Чавес, нащупывая пути к «Социализму XXI века», пытался трансформировать венесуэльское общество так, чтобы не нанести смертельных ран жизнедеятельности самой нации. Клеймя прежнюю систему («капитализм — это дерьмо»), он пока что сохранял институт буржуазной демократии, подчиняя его своим реформистско-революционным целям. Как объяснить членам PSUV, что «социалистически ориентированные националисты» творят историю, постепенно ослабляя устои капитализма в стране, осознанно не прибегая к полному революционному слому нынешнего общественногосударственного устройства? Любой неверный шаг — это дестабилизация, развал экономики, социальный хаос. Такое Венесуэла пережила в дни «Каракасо», когда президент Перес пытался одним махом — «шоковой терапией» — ввести страну в эпоху продвинутого неолиберализма.
