Цитируются замечания на «Наказ» А. П. Сумарокова (цит. по: Соловьев. Кн. XIV. С. 32).
Речь идет о разделах Польши между Россией, Пруссией и Австрией (1772, 1792, 1794 гг.), в результате чего Польское королевство перестало существовать в качестве самостоятельного государства.
Перифраза из письма Екатерины II к П. С. Салтыкову: «На начинающего Бог! Бог же видит, что не я зачала; не первый раз России побеждать врагов; опасных побеждала и не в таких обстоятельствах, как ныне находится; так и ныне от Божеского милосердия и храбрости его народа сего добра ожидать» (Соловьев. Кн. XIV. С. 268).
После смотра флота в начале июня 1765 г. Екатерина II писала Н. И. Панину: «У нас в излишестве кораблей и людей, но у нас нет ни флота, ни моряков. В ту минуту, когда я подняла штандарт и корабли стали проходить и салютовать, два из них погибли было по оплошности их капитанов, из которых один попал кормою в оснастку другого <…>; добрый час они возились, чтоб высвободить свои борта <…>. Потом адмиралу хотелось, чтоб они выровнялись в линию: но ни один корабль не мог этого исполнить, хотя погода была превосходная. Наконец, в 5 часов после обеда приблизились к берегу для бомбардирования <…>. До 9 часов вечера стреляли бомбами и ядрами, которые не попадали в цель» (Сб. РИО.Т. 10. СПб., 1872. С. 23).
«15 января <1769> крымский хан Крым-Гирей с большим войском (с лишком 70 000 человек) перешел русскую границу у местечка Орла, намереваясь с главными силами вторгнуться в Елисаветградскую провинцию, а оттуда в Польшу, где ждали его конфедераты; они указывали ему и дорогу. Татары, встреченные пушечными выстрелами в Елисаветграде, не решились брать эту крепость, а рассеялись для опустошения и сожжения окрестных селений; та же участь постигла и польские владения <…>. Опустошив, по обычаю, земли и врагов, и друзей, крымские разбойники, довольные ясырем, ушли за Днестр; и хан отправился в Константинополь, повез султану в подарок пленных женщин. Из Елисаветградской провинции было уведено более 1000 человек пленных, много скота, сожжено в ней было более 1000 домов. Другой татарский отряд пробрался к Бахмуту и опустошил так же окрестности; отсюда выведено было пленных около 800 человек. Но это было последнее в нашей истории татарское нашествие!» (Соловьев. Кн. XIV. С. 275–276).
См.: «Когда хочешь рассуждений и хороших общих принципов, нужно советоваться с Паниным, но отнюдь не в делах частных, ибо тут он начинает увлекаться и так как он очень упрям, то он только введет вас в заблуждение» (Екатерина. С. 488).
См.: «<…> этот сорокавосьмилетний <в 1766 г. > человек, всю жизнь проведший при дворе или в должности посланника, немного старомодный, одевавшийся изысканно и носивший парик а` trois marteaux <в три локона>, всем обликом походивший на придворного Людовика XIV, был слабого здоровья и очень ценил покой» (Дашкова. С. 54–55).
Димитрий (1582–1591), последний сын Ивана Грозного, погибший при невыясненных обстоятельствах в Угличе; его именем назвался самозванец, объявившийся в Польше около 1601 года и в 1605–1606 гг. занимавший царский престол в Москве; согласно легенде, пущенной правительством Бориса Годунова, Лжедмитрий был беглым дьяконом Чудова монастыря, находившегося в Московском Кремле.
Известные по материалам следственных дел самозваные царевичи Алексеи появлялись в 1715, 1723, 1724, 1731, 1738 гг. (см.: Соловьев. Кн. IX. С. 184–185; Голикова. С. 177; Алефиренко. С. 325–326; Чистов. С. 118–119, 124–128); ничего важного они не совершили и были арестованы только по факту самозванства. Значительно больше шуму произвели в 1732—34 гг. два самозваных царевича – Алексей Петрович в Тамбовской губернии и Петр Петрович на Дону; последний рассылал прелестные письма, зазывая казаков и мужиков к себе на службу. Обоих самозванцев казнили (см.: Есипов. С. 433–439; Алефиренко. С. 325; Чистов. С. 126–127). Петр Петрович – один из сыновей Петра I, умерших в младенчестве.
Имеется в виду знаменитый бунт Беневского: Мориц-Август Беневский (он же барон Мориц Анадар де Бенев; он же барон Бейноск), один из пленных польских конфедератов, был сослан в Казань; оттуда бежал; был сослан в Камчатку; прибыл в Большерецк осенью 1770 г. в одной партии с сосланными гвардейцами Пановым и Степановым. Весной 1771 г. ссыльные захватили казенный галиот и, взяв с собой большое число местных жителей, отправились в бегство. Все камчатские ссыльные, кроме Беневского, во время плавания умерли или погибли в боях с туземцами. В конце концов Беневский с небольшой группой бывших местных жителей Большерецка доплыл до южных берегов Франции. Бывшие большерецкие обитатели обратились к русскому послу в Париже с прошением о репатриации. Екатерина II их простила, и они вернулись в Россию. А Беневский отправился искать счастья дальше. Удача изменила ему в 1786 году: он погиб в бою на острове Мадагаскар. – Уходя из Камчатки, Беневский и товарищи оставили на берегу объявление в Сенат о незаконном отрешении Петра Третьего и присягнули перед прапором (знаменем), поднятым над захваченным галиотом, императору Павлу Петровичу: «Я, нижеименованный, в подтверждение присяги моей, паки обещаюся и клянусь всемогущим Богом, что я как на имя его императорского величества Павла Петровича прапор до смерти моей защищать должен буду, так всех, тому же прапору присягнувших, при всех случаях неотступно защищать, об их содержании печися не престану, доколе Бог Всевышний, Царь Небесный им с честию в свое отечество возвратиться поможет; в чем мне Господь Бог душевно и телесно поможет. В заключение же сей моей клятвы целую крест Спасителя нашего. Аминь» (Сгибнев. С. 541).
Батюшков доживет до восшествия Павла и будет амнистирован в 1796 г.
Подробности поиска невесты см.: Кобеко. С. 79–83.
Календарные даты проставлены Порошиным, дни недели – уточнены составителем при публикации фрагментов дневника Порошина в настоящем издании.
Куракин Александр Борисович (1752–1818) – племянник Н. И. Панина; по восшествии Павла на престол будет назначен вице-канцлером.
Приводим в кратком изложении содержание сохранившихся документов, относящихся к проектам Паниных – Фонвизина – Павла:
1) Введение кконституции (написано Д. И. Фонвизиным), под именованием «Рассуждение о непременных государственных законах», или «Рассуждение о истребившейся в России совсем всякой форме государственного правления и оттого о зыблемом состоянии как империи, так и самих государей». – «Рассуждение» начинается знаменитыми словами: «Верховная власть вверяется государю для единого блага Его подданных…» – Далее рассуждается о следующем: I. Отечество в опасности от неустройства государственного правления: 1: нет закона о престолонаследии, и «престол зависит от отворения кабаков для зверской толпы буян, охраняющих безопасность царския особы»; 2: нет законодательных ограничений для произвола власти, итого – смесь деспотии с анархией «не нрав государя приноравливается к законам, но законы к его нраву <…>. Тут, кто может, повелевает, но никто ничем не управляет <…>»; 3: ни одно из сословий, в том числе дворянство, не имеет политических прав, и все отстранены от управления; у власти оказываются случайные люди (фавориты), и «подданные порабощены государю, а государь обыкновенно своему недостойному любимцу <…>, и уже перестает всякое различие между государственным и государевым; между государевым и любимцевым»; 4: нет законодательного контроля за исполнительной и судебной властью ни в столицах, ни в провинции, и «кто может – грабит, кто не может – крадет»; 5: нет законов, обеспечивающих контроль над властью помещиков, и «мужик, одним человеческим видом от скота отличающийся», может привести государство «в несколько часов на самый край конечного разрушения и гибели». – II. Надо обустроить Российскую Империю конституцией – «непременными государственными законами» – которая 1: предохранит государя от ошибочных решений – «государь, подобие Бога, преемник на земле вышней Его власти», должен Богу и ревновать; как «Бог <…> постановил правила истины <…>, по коим управляет Он вселенною», и не нарушает их, так и государь должен установить «правила непреложные, основные, основанные на благе общем и которых не мог бы нарушить сам»; 2: предоставит подданным – всем и каждому – блаженство политической вольности, собственности и безопасности. – III. Ясность законов «должна быть такова, чтоб ни малейшего недоразумения никогда не повстречалось, чтоб из них монарх и подданный равномерно знали свои должности и права». – IV. Но нельзя уповать только на законодательные реформы; не ими едиными возможно обустроить Российскую Империю. Подлинно просвещенный государь не есть бездушная вершина исполнительной власти. Государь – «душа правимого им общества». Его непременные государственные достоинства, по подобию Божию, «правота и кротость» (справедливость и милосердие). – V. «Государь ни на один миг не должен забывать ни того, что он человек, ни того, что он государь. Тогда бывает он достоин имени Премудрого. Тогда во всех своих деяниях вмещает суд и милость. Ничто за черту свою не преступает. Кто поведением своим возмущает общую безопасность, предается всей строгости законов. Кто поведением своим бесчестит самого себя, наказывается его презрением. Кто не рачит о должности, теряет свое место. Словом, государь, правоту наблюдающий, исправляет всечасно пороки, являя им грозное чело, и утверждает добродетель, призывая ее к почестям. – Правота делает государя почтенным; но кротость <…> делает его любимым».
