Карл Сэндберг - Линкольн

«Он никому не сообщил о своем намерении», — отметили его секретари, — и собственноручно написал нужный документ. Не передавая решения вопроса в комиссию, без обсуждения сенат сразу единогласно утвердил назначение. Чэйз написал президенту: «Я не могу уснуть, не поблагодарив вас за этот знак вашего доверия и в особенности за то, как вы предложили мою кандидатуру».

Конгрессмен Джон Аллей, зайдя в библиотеку президента, услышал слова Линкольна:

— С тех пор как последнее дыхание оставило старого Тэйни, у меня не было никакого сомнения, что самое лучшее назначить вместо него Чэйза…

Радикальное аболиционистское крыло партии оказывало огромный нажим на президента, ратуя за назначение Чэйза. Исходя из собственных политических соображений, Линкольн дал им то, чего они хотели. Лично он надеялся, что этим шагом ему удастся добиться большей согласованности действий в реализации его планов по реконструкции Юга.

Чэйз не был нежелателен и значительной части консерваторов. Назначение Чэйза не вызвало сколько-нибудь серьезных возражений и, как отметили Николаи и Хэй, было «принято с огромным удовлетворением во всем Союзе».

В Огайо кое-кто из бывших в длительной политической связи с Чэйзом не постеснялись напомнить о поговорке, которую Чэйз любил повторять: «Удовольствуйтесь снятым молоком, если вам не удается добыть сливки».

Готовился ли конгресс к более длительной борьбе с исполнительной властью? Очевидно, к этому дело клонилось. В последних числах ноября министр юстиции Бэйтс ушел в отставку ввиду преклонного возраста. Президент предложил сенату кандидатуру Джеймса Спида из Кентукки, брата задушевного своего друга Джошуа Спида. Джеймс с самого начала был искренним приверженцем Союза, формировал воинские части и делал все, что было в его силах, чтобы удержать Кентукки в составе Союза. Он был способным юристом с незапятнанной репутацией.

Юридический комитет сената задержал на несколько дней утверждение кандидатуры президента не потому, что они колебались, как сказал один из членов комитета, а для того, «чтобы легонько дать понять президенту, что они якобы не знают, кто такой Джеймс Спид».

В конце 1864 года миллионы людей в Америке и Европе, преисполненные удивления, затаив дыхание следили за событиями, связанными с пропажей одного генерала и всей его армии. Инициатор этой авантюры генерал Шерман предварительно написал своей жене, что либо он заработает себе репутацию смелого и великого полководца, либо его сочтут просто умалишенным.

Еще в сентябре Шерман написал Гранту: «Если бы вы смогли разгромить Ли, а я смог бы совершить марш и достичь берега Атлантики, я думаю, дядя Эйби дал бы нам двадцать дней отпуска, чтобы мы повидались с нашими малышами». Шерман писал это после взятия им Атланты. Вблизи стояла вражеская армия Гуда. Джефферсон Дэвис считал, что у этой армии все преимущества, так как она сражалась в знакомых ей, родных землях. Дэвис был уверен, что Гуд перережет коммуникации Шермана и уничтожит его армию.

План Шермана состоял в следующем: он оставлял генералу Томасу 60 тысяч человек, чтобы тот не дал двинуться с места Гуду с его 41 тысячей солдат. Сам Шерман отправлялся в тысячемильный поход, который после передышки в городке Саванна, у моря, должен был закончиться соединением с армией Гранта в Виргинии.

Тысячи людей за границей и на Юге придут к выводу, писал Шерман, что поход армии северян через весь Юг — явное доказательство их предстоящей победы.

Грант телеграфировал Линкольну: «Самое лучшее, что мы можем сделать, — принять предложение Шермана… Такую армию и такого командира, как Шерман, трудно припереть к стене или захватить в плен». Это был день серьезных испытаний для Линкольна: поддержит ли он двух своих лучших, испытанных генералов? Через три часа после получения депеши от Гранта Стентон телеграфировал Шерману безоговорочное одобрение плана.

Полностью доверяя Шерману, Грант, видимо, все же день-другой сомневался в обоснованности утверждений Шермана, что Томас сможет справиться с Гудом. В конце концов Грант поверил Шерману.

Линкольн, несмотря на свою врожденную осторожность, подкрепленную, с одной стороны, яростным сопротивлением Роулинса, начальника штаба Гранта, и с другой стороны — равнодушными, рутинерскими возражениями Галлека, тем не менее полностью поверил Гранту и Шерману. Трио — Линкольн, Грант, Шерман — теперь действовало согласованно.

По приказу Шермана командир инженерных частей разрушил все железные дороги вокруг Атланты и в самом городе; рельсы накаливали докрасна и затем их закручивали вокруг деревьев. Солдаты разваливали фабричные трубы, взламывали горны, разбивали паровые машины, пробивали дырки во всех котлах, приводили в негодность инструменты, чтобы сделать невозможным выпуск конфедератами промышленной продукции. Еще до того, как началась эта разрушительная работа, поджигатели из армии вторжения предали огню десятка два зданий. Генерал Слоукэм объявил о награде в 500 долларов за выдачу хотя бы одного солдата-поджигателя. И тем не менее 1 800 домов Атланты исчезли в дыму пожаров.

Ночью 15 ноября пожар захватил разрушенные здания арсенала, стекла сотен домов дрожали от взрывающихся снарядов; эти взрывы никого не разбудили — никто в эту ночь не ложился спать. Солдаты, взявшие на себя роль пожарных, в течение многих часов боролись с огнем, и им удалось локализовать пожар в нижней части города и в фабричном районе. Когда утром Шерман оставил город, треть его, а может быть и больше, лежала в пепле и прахе.

Шерману местность была знакома. Он здесь жил несколько лет в сороковых годах и много ездил. Образ жизни местных жителей был ему в какой-то мере тоже знаком — ведь он был начальником Военной академии штата Луизиана. Мэйконская газета «Телеграф» называла его иудой, изменником, сосудом порока, демоническим средоточием тысячи бесов.

Шерман шел по Декэйтерской дороге на восток. Поднявшись на гору, он остановился, чтобы в последний раз взглянуть на дымящуюся Атланту. Солнце стояло над горизонтом. В его косых лучах сверкали стволы 55 тысяч ружей в руках у отборных солдат, ветеранов, доказавших свою способность действовать, маршировать, совершать длительные переходы; это были люди, получившие иммунитет от многих заразных болезней, вышедшие невредимыми из ряда тяжелых кампаний. У каждого из них был запас в 40 патронов, а в фургонах еще дополнительно по 160. Каждую из 65 пушек тащила четверка лошадей. 2 500 фургонов, запряженных шестерками мулов, были нагружены припасами и фуражом. 600 крытых санитарных повозок, каждая с парой лошадей в упряжке, сопровождали армию. Между Шерманом и его другом Грантом, находившимся у Ричмонда, лежало расстояние в тысячу миль — города, поселки, долины, полные злейшими врагами, людьми, чья ненависть усиливалась горечью отчаяния.