Анри Матисс
С началом Второй мировой войны Матиссу предлагали покинуть страну – один из его сыновей давно жил в США, где владел преуспевающей картинной галереей, бразильские власти приглашали его перебраться к ним – была даже готова виза, однако художник все же предпочел остаться во Франции. Была ли тому причиной невозможность оставить дом и картины, или нежелание оставлять Лидию, или ухудшившееся здоровье – кто знает?
В начале 1941 года у престарелого Матисса обнаружили рак желудка. После двух тяжелых операций в лионской больнице он был практически прикован к кровати: врачи считали, что не потянет и полугода. На пороге смерти Матисс, лишенный возможности в последний раз посетить любимые места, воскрешал их в памяти с помощью тканей и одежды, привезенных их разных стран: на его рисунках того периода красуются женщины в испанских шалях и румынских вышитых блузах, среди китайских шелков или турецких ковров. Может быть, именно возможность рисовать продлила жизнь Матисса еще на дюжину лет. Или то беспокойство, которое испытывал Матисс за своих близких. Из всей семьи только Лидия была рядом с ним: война разбросала детей художника по всей стране. Делекторская разбивалась в лепешку, чтобы обеспечить пожилому художнику достойную жизнь, и именно благодаря ей Матисс все это время продолжал работать. Он передвигался по мастерской в инвалидной коляске, быстро уставал, и Лидия стала его правой рукой, помогая ему во всем, от добывания денег до замешивания красок. «Когда Лидия Делекторская приближается, я исцелен. Когда Лидия Делекторская удаляется, я обессилен. Боже милостивый, не действует ли это то, что называют «славянским шармом»? А дело просто-напросто в том, что она добрая», – писал Матисс.
Всегда старавшийся быть вдалеке от политики, в 1944 году престарелый Матисс с ужасом узнал, что его дочь Маргарита за участие в Сопротивлении была арестована: ее выдал кто-то из своих. После мучительных допросов она оказалась в концлагере Равенсбрюк, где провела шесть месяцев. Амели Матисс тоже была арестована, но ей удалось сбежать из направлявшегося прямо в концлагерь поезда – несколько недель она скрывалась в лесах Вогезы, пока, наконец, ее не приютили сердобольные крестьяне. К счастью, скорое освобождение Франции спасло и мадам Матисс, и Маргариту, и самого художника, переживавшего за родных.
А. Матисс. Портрет Лидии Делекторской
Когда война закончилась, Лидия была так счастлива за свою прежнюю Родину, что решила послать в подарок СССР рисунки Матисса. «Россия праздновала победу, но ценой скольких страданий! – вспоминала Делекторская. – Что же до меня, то я пережила войну довольно пассивно, под теплым крылышком Матисса. Конечно, меня тоже не миновали какие-то трудности, но все же куда меньшие. Я была апатридом, не имеющим французских корней и потерявшим их на родине, которую я по-прежнему очень люблю. Тогда меня обуял порыв братских чувств по отношению к России. К примеру, мне очень хотелось послать туда огромный букет цветов. Увы, это было невозможно. А жаль. И мне неожиданно пришла в голову мысль: купить у Матисса несколько лучших рисунков, пусть даже ценой самых неразумных долгов, и отослать этот драгоценный и, если так можно выразиться, неувядаемый (по сравнению с цветами) подарок московскому музею, где, без сомнения, знают Матисса». Она отобрала семь рисунков художника и предложила ему выкупить их – по той цене, которую заплатили бы за них торговцы предметами искусства. Матисс согласился – но от себя лично добавил восьмой, портрет самой Лидии. «Я очень обрадовалась и немедленно отправила в Москву дар «грязной» эмигрантки… Я получила благосклонный ответ…»
С тех пор и до самой своей смерти Лидия покупала на собственные деньги работы Матисса – картины, рисунки, скульптуры, книги – и передавала их в дар то московскому Музею изобразительных искусств имени Пушкина, то ленинградскому Эрмитажу. Чего ей это стоило, знала только она сама: «Учитывая то, что почти все время я посвящала Матиссу, у меня даже не было возможности тратить свое вполне достаточное, но и не очень высокое жалованье, – писала Делекторская. – Я не кокетка. Большую часть жизни я проводила в рабочем костюме, не сходила сума от золота и драгоценностей, и мне не нужно было содержать престарелых родственников… Благодаря этой невольной экономии мне удалось приобрести произведения, о которых я ужасно мечтала». Лидия категорически отказывалась от того, чтобы Матисс дарил ей что-нибудь, кроме его обычных двух рисунков в год: она не хотела пользоваться благосклонностью художника, лишая его плодов труда, и к тому же, как она говорила, «если произведение будет подарено, то оно утратит часть своего очарования» – ведь тогда для его получения не будет приложено никаких усилий. Она всегда щепетильно выплачивала Матиссу реальную стоимость его работ: даже залезая в долги, выбирая зарплату на месяцы вперед, Лидия ни разу не позволила просить о снижении цены. Для того, чтобы купить одну из его скульптур, ныне украшающую собрание Пушкинского музея, она за полцены продала свою квартиру – правда, с условием, что ей будет позволено жить там до самой смерти.
Конечно, сам Матисс во многом служил ей образцом для подражания. Прекрасно знавший цену деньгам и умевший с ними обращаться, он обладал редким тактом – зная, что кому-то нужны деньги, он никогда не унижал человека подачкой, но находил способ помочь так, чтобы не обидеть.
Одной из последних масштабных работ Анри Матисса был проект часовни Четок в Вансе, с которым связана интересная история. После войны Матисс встретился с одной из сиделок, которая ухаживала за ним после операции и иногда позировала художнику – Моник Буржуа. Оказалось, что она после перенесенного туберкулеза постриглась в монахини под именем Жак-Мари в доминиканском монастыре. Сестра Жак-Мари показала художнику свои эскизы для витражей новой монастырской часовни. По собственному признанию, он увидел в этом «поистине небесное предначертание и некое божественное знамение» и сам взялся за оформление капеллы, отказавшись от гонорара. Он всегда с удовольствием работал не за деньги, для него было радостью помогать другим, и он умел делиться этой радостью. «Матисс потому и Матисс, – говорил Пикассо, – что у него внутри есть солнце!»
А. Матисс. Лидия Делекторская
А. Матисс. Одалиска. Синяя гамма, 1937 г
Его теплом Лидия грелась до последнего дня, но и она сама поддерживала горящий в нем свет. Последние дни художника были очень тяжелыми; чтобы как-то отвлечь его от гнетущих мыслей, Лидия не без умысла заметила: «Завтра вы попросите у меня карандаш и бумагу». «Дайте мне бумагу и карандаш», – ответил Матисс и начал рисовать. На следующий день он умер на руках у Лидии. Это случилось 3 ноября 1954 года. Сразу после его смерти она собрала чемоданы и уехала. На похороны ее не пригласили.
