143
…при въезде в город, только что покинутый Наполеоном.—4 марта 1814г. вместе с прусским королем и австрийским фельдмаршалом Шварценбергом во главе союзных войск. Наполеон в это время находился в Фонтенбло. Кюстин не присутствовал при въезде союзников в столицу, так как с середины февраля до10 апреля оставался в Нанси среди сторонников графа д'Артуа.
…к французскому послу.— Речь идет о бароне Проспере Брюжьере де Баранте (1782–1866), после в 1835–1841гг., беседам с которым, по нашему предположению, Кюстин обязан многими сведениями о России. К Баранту, выходцу из того же светского и литературного круга, к которому в молодости принадлежала Дельфина де Кюстин, автор «России в 1839 году» относился с симпатией. «Его любезный ум живо напомнил мне Францию доброго старого времени, а тонкость наблюдений сообщила великую занимательность беседе с ним о здешних краях,— писал Кюстин г-же Рекамье 22 августа /3 сентября 1839г. из Нижнего Новгорода,— он смотрит на Россию более снисходительно, чем я,— быть может, по обязанности» (цит. по: Cadot. P. 221).
…бракосочетание… послезавтра…— То есть 2/14 июля.
…острова… будто попал в английский парк.— Ср. впечатления, какое произвели петербургские острова на Баранта: «Вообразите пространство площадью примерно в два квадратных лье — газон, рощи и сады, орошаемые тысячью ручейков, речек и озер, а кругом, до самого берега моря — высокие сосны. Здесь у всех жителей Петербурга имеются загородные дома, прекрасно ухоженные, прекрасно обставленные и утопающие в цветах. Никаких загородок, всякий может гулять, где хочет, и тем не менее дорожки для прогулок в прекрасном состоянии; одним словом,— огромный общественный сад… Что до зелени, догадайтесь сами, свежа ли она? Жизнь здесь ведут городскую, не деревенскую» (Souvenirs. Т. 5. Р. 400). Более скептически отозвался об островах посетивший их почти одновременно с Кюстином полковник Гагерн: «…печальная растительность, состоящая из берез и елей, елей и берез, вовсе не такого свойства, чтобы вызвать восхищение. При этом климате садоводство не удается, несмотря ни на какие старания» (Россия. С. 673)
Парижане… назвали бы эту… местность русскими Елисейскими полями…— Парижские Елисейские поля в первой трети XIX века еще не были той роскошной городской артерией, какой они являются сейчас; в 1800г. там было всего шесть домов, а в основном пространство было занято садами, прилегавшими к богатым особнякам параллельной улицы — улицы Предместья Сент-Оноре. Застройка Елисейских полей, причем не жилыми домами, но различными увеселительными заведениями (театрами, кафе и проч.), началась лишь в 1830-е годы.
«Жимназ драматик» («Драматическая гимназия»)— парижский театр, открытый в 1820г. и представлявший исключительно водевили и музыкальные комедии.
Поль де Кок (1793–1841)— французский писатель, чье имя сделалось символом фривольной и забавной беллетристики, описывающей жизнь «средних» классов.
…вся эта безлюдная местность отойдет к ее первоначальным хозяевам.— Постройка Петербурга начиная с XVIII века понималась как деяние нового культурного героя, бросающего вызов силам природы и отвоевывающего земную твердь у враждебной стихии. Во французской словесности такая трактовка восходит к Вольтеру, который в «Истории Карла XII» (1732. кн. 3) писал, что «царь упорствовал в желании населить край, по видимости не предназначенный для людей», и основал новый город «вопреки препятствиям, какие воздвигали перед ним природа, дух народов и неудачная война»; из ближайших предшественников Кюстина об основании Петербурга как проявлении деспотической воли самодержца особенно подробно писал Ансело (см.: Ancelot. Р.40–41; см. также: Вацуро В. Э. Пушкин и проблемы бытописания в начале 1830-х годов // Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1969. Т. 6. С.164–166). Сходные мотивы встречались и в современной Кюстину французской прессе; см., например, в анонимной статье «Петербург и Константинополь»: «В каждом европейском городе прошлое связано с будущим и являет собою плод неустанных трудов и усилий народа. Петербург же, напротив, есть не что иное, как грандиозная импровизация абсолютной власти. Царь сказал: „Я хочу, чтобы здесь воздвигся город“ — и город появился» (Le Polonais. 1834. Т. 3. П. 276). Ср. также у Мицкевича определение Петербурга как «триумфа императорской воли над трупами московитов» (Michiewicz. P.236–237; ср. с французским прозаическим переводом русский стихотворный: Мицкевич. Т.3. С. 260). Что же касается предсказаний гибели Петербурга, то первые из них были зафиксированы еще при Петре в форме заклятий: «Петербургу быть пусту» (см.Анциферов Н. П. Душа Петербурга. Приложение к репринтному воспроизведению. М., 1991. С.26–27).
—среди его подданных… царит то равенство…— Ср. сходное впечатление Баранта о «равенстве в послушании абсолютному владыке» (Notes. P. 109)— диагноз, поставленный применительно к деспотическим государствам вообще, в «Духе законов» Монтескье. Ниже, в письме двадцать девятом, Кюстин сам опроверг это утверждение о равенстве подданных деспота в России (см. т. 2, с. 172).
Русское правительство — абсолютная монархия, ограниченная убийством…— Форма этого афоризма восходит к мысли Шамфора (1741–1794): «Французское правительство — монархия, ограниченная песнями» (Шамфор. Характеры и анекдоты,№853; в подлиннике у Шамфора и Кюстина одно и то же же слово: tempcree), а содержание — к «славной шутке госпожи де Сталь» (определение Пушкина из «Исторических заметок» 1822г.): «деспотические правительства, не ограниченные ничем, кроме убийства деспота» («Десять лет в изгнании», 1821); на тот факт, что Сталь перефразировала Шамфора, впервые указал Ю. М. Лотман (см.: Лотман. С.364–365) Приведенную выше мысль Шамфора без ссылки на него цитирует в своем опровержении Лабенский (Labinski. P. 43). Вообще мысль об удавке как о единственном средстве «ограничить» абсолютного монарха неизменно посещала людей, побывавших при русском дворе; ср. например, письмо сардинского посланника в Петербурге Ж. де Местра сардинскому королю Виктору-Эммануилу I от 2/14 июня 1813г.: «Здесь много говорят о всемогуществе императора российского, но забывают, что менее всего могуч тот государь, который все может <…> Султан или царь могут, если им угодно, обезглавить или наказать кнутом, и на это говорят: ах, как он могуществен; а следует сказать: ах, как он бессилен!— так как его могут на другой же день задушить» (РА. 1912. Т. 1. С. 59)
