Ознакомительная версия.
А вот как в описании Юрия Анненкова выглядел в этот момент «буревестник революции»:
«Октябрьская революция. Обширная квартира Горького на Кронверкском проспекте полна народу. Горький, как всегда, сохраняет внешне спокойный вид, но за улыбками и остротами проскальзывает возбуждение. Люди вокруг него – самых разнообразных категорий: большевистские вожди, рабочие, товарищи по искусству, сомневающиеся интеллигенты, запуганные и гонимые аристократы… Горький слушает, ободряет, спорит, переходит от заседания к заседанию, ездит в Смольный».
Только Маяковского не было в том окружении Горького.
У Дмитрия Мережковского события октября 17 года тоже вызвали яростнейший протест. Большевистский переворот он назвал «разгулом хамства», победой «надмирного зла» и воцарением «народа-Зверя», опасного для всей мировой цивилизации. Первое, чем занялись Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский, они стали стараться поскорее освободить министров Временного правительства, заключённых большевиками в Петропавловскую крепость.
Зинаида Гиппиус написала о той поре так:
«Мы стали злыми и покорными,
Нам не уйти.
Уже развёл руками чёрными
Викжель пути».
ВИКЖЕЛЬ – это Всероссийский исполнительный комитет профсоюза железнодорожников. Он одним из первых выступил против новой власти, потребовав «прекращения гражданской войны и создания однородного социалистического правительства от большевиков до народных социалистов включительно», к тому же без участия в нём Ленина и Троцкого. ВИКЖЕЛЬ грозил в случае невыполнения его требований объявить всеобщую забастовку на транспорте. И 29 октября объявил её.
В знак солидарности с требованиями ВИКЖЕЛЯ 4 ноября подали заявления о выходе из состава ЦК Зиновьев, Каменев, Рыков и некоторые другие видные большевики. Ленин назвал их «дезертирами», и вместо покинувшего свой пост Каменева главой Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета был назначен Яков Свердлов. 32-летний иудей, никому в православной стране неизвестный, стал её некоронованным царём.
Владимир Пуришкевич, которого большевики арестовали 18 ноября, в речи на состоявшемся вскоре суде назвал их «контрреволюционерами», которые отправляют за решётку «истинных защитников революции».
А теперь – о судьбе россиянина, который чуть было не стал одним из первых большевистских наркомов. О нём в своих воспоминаниях рассказал Юрий Анненков, одним из предков которого был декабрист Иван Александрович Анненков, женатый на француженке Полине Гебль. Другим предком был известный пушкинист Павел Васильевич Анненков.
Отец Юрия, Павел Семёнович Анненков, состоял членом партии «Народная воля». После убийства Александра Второго его сослали на Камчатку, где у него и родился сын Юрий. В начале 90-х годов XIX века, живя уже в Самаре, Павел Анненков познакомился (в воспоминаниях его сына даже сказано «сблизился») с Владимиром Ульяновым и с мужем его сестры Марком Елизаровым. Но в июле 1917-го, когда большевики подняли в Петрограде мятеж, возмущённый Павел Анненков сжёг все письма Ленина к нему.
Дальнейшие события его сын описал так:
«В ноябре от имени Ленина к отцу приехал Марк Елизаров с предложением занять пост народного комиссара по социальному страхованию. Отец ответил категорическим отказом, заявив, что он является противником произведённого вооружённого переворота, свергнувшего демократический строй, противником всяческой диктатуры – личной или классовой».
Марк Елизаров уехал ни с чем. И тотчас заработал ленинский принцип: «кто не с нами, тот против нас» — большевики обид никому не прощали, даже давним друзьям-товарищам. К тому же отказ на предложение Ленина был высказан в откровенной (и обидной для большевиков) форме. Месть, по словам Юрия Анненкова, последовала мгновенно:
«Через день все деньги отца в банках были конфискованы большевиками. Отец вернулся домой нищим. В 1920 году он умер. Когда весть о его смерти дошла до Ленина, моей матери была неожиданно назначена неплохая пенсия как вдове революционера».
Другой видный социал-демократ и один из авторитетнейших лидеров меньшевиков Георгий Валентинович Плеханов тоже встретил Октябрьскую революцию без всякого энтузиазма, заявив, что «русская история ещё не смолола той муки, из которой со временем будет испечён пшеничный пирог социализма». А про захват власти «одним классом или – ещё того хуже – одной партией» сказал, что он чреват печальными последствиями.
Сразу же после большевистского переворота Союз солдатского и крестьянского просвещения начал издавать газету «Луч правды». В первом её номере (датированном «ноябрь 1917») передовая статья была написана епископом Иосафом, князем Владимиром Давидовичем Жеваховым (Джавахишвили), который обращался к россиянам:
«… вы верите, что власть в ваших руках? Неужели Зиновьев-Радомысльский, Троцкий-Бронштейн и Ленин-Ульянов, люди, не знающие России, не жившие её скорбями, неужели это «ваши руки»? Опомнитесь, поймите, с кем вы имеете дело».
Так реагировала на смену власти, произошедшую в стране, её интеллигенция.
А наш герой?
В «Я сам» в главке «ОКТЯБРЬ» о большевистском перевороте сказано кратко:
«Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других футуристов-москвичей) не было. Моя революция. Пошёл в Смольный. Работал. Всё, что приходилось».
Каких-либо документов, свидетельствующих о том, чем именно занимался Владимир Маяковский в большевистском Смольном, не сохранилось. Да и что мог делать беспартийный и далёкий от политики интеллигент в штабе революции? Мало этого, ни одного высказывания Маяковского об октябрьском перевороте (ни стихотворного, ни прозаического) до наших дней не дошло. Его в тот момент гораздо больше волновало совсем иное событие – 30 октября военная медицинская комиссия (старые структуры ещё работали), осмотрев вернувшегося из очередного отпуска Маяковского, вчистую его демобилизовала. Он тут же написал коротенькое письмецо в Москву – матери и сёстрам:
«Дорогие мамочка, Людочка и Олинька!
Ужасно рад, что все вы целы и здоровы. Всё остальное по сравнению с этим ерунда. <…> …письмо… передаю через знакомого москвича; почте не очень сейчас доверяю.
Я здоров. У меня большая и хорошая новость: меня совершенно освободили от военной службы, так что я опять вольный человек. Месяца 2–3 пробуду в Петрограде. Буду работать и лечить зубы и нос. Потом заеду в Москву, а после думаю ехать на юг для окончательного ремонта.
Ознакомительная версия.
