На Кубани, согласно рапорту Суворова Румянцеву от 6 мая 1778 г., было несколько десятков госпиталей, в которых, по его мнению, предпринимались еще недостаточно серьезные меры по эффективному лечению и возвращению солдат в строй.
Речь идет о «Пехотном строевом уставе» и «Уставе воинском и конной экзерциции» 1763 г., которые я упоминал в главе о «Полковом учреждении» Суворова.
Уточнение в приказе по Крымскому корпусу: «Пехотные каре, соблюдая их огонь, особенно больше перекрестный артиллерийский, бьют вперед, конница дорубает и скалывает» (Д II. 41. С. 49).
Суворов лично контролировал выполнение этих требований: Д II. 110, 111, 113, 133, 140, 143.
«Стыд императорского оружия, — писал Суворов нерадивому генералу Райзеру. — Не грозных неприятелей, но малолюдных заречных разбойников» от набегов не унять. «В бытность мою заречные в покорность входили. Благовидно я их к тому наклонял… Ускромнять их разорениями с российской стороны неприлично, но имперским великодушием… объезжая кордон», следует лично склонять племена к миру. Д II. 151. С. 176; ср. Д П. 129 — выговор за несоблюдение предписания лично объезжать линию.
В классических публикациях документов и писем полководца между декабрем 1784 г. и августом 1787 г. зияет лакуна (не считая пары хозяйственных писем Суворова-помещика). Аналогичная лакуна присутствует в исследованиях о Суворове, несмотря на наличие ряда документов о его деятельности в Новороссии в архивах Днепропетровска, Одессы и Киева (библиография: Д. IV. С. 557–558).
Русский посол в Турции Булгаков еще в июле сообщал Потемкину о плане войны, составленном для турок французами, где первой целью был Кинбурн. — Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. № 784. Прим. 1.
По данным Суворова, еще 2 турецких линкора находились на Дунае, 2 — в Черном море у Синопа, 2 — в проливах, 9 — в Средиземном море (Д II. 309).
Сам Потемкин гадал, пошел он к Варне или к Очакову (Д II. 295. Прим. 4). Именно на полное бездействие флота, не только Севастопольской, но и Херсонской эскадры, Суворов особенно жаловался после Кинбурнского сражения (П 175).
Ровно столько, сколько Суворов предсказал еще 24 августа: «Где бы высадке турецкой на сухой путь не быть, верьте, что обыкновенная не превзойдет 5000»; русской же пехоты на косе 1,5 тысячи — более чем достаточно для победы: «мы дрались часто с варварами один против десяти» (Д II. 282).
Почти столько же, сколько было солдат и офицеров у Суворова. В ведомости на участников сражения, кроме убитых, полководец обозначил 4267 нижних чинов. С учетом убитых и офицеров — примерно 4500 человек (Д II, 323). Приложение. По ведомости 4 марта 1778 г. убитых и умерших от ран в сражении было 227, выздоровевших, но негодных к строевой службе, — 77, на излечении находилось 38 человек (Д II. 381).
Барон Франсуа де Тотт (1733–1793) — французский резидент в Крыму (1767), затем военный консультант в Стамбуле. С его помощью создавалась турецкая полевая артиллерия, в пехоте был введен штык, изучались западная математика, фортификация и навигаторское дело.
Потемкин поддержал весь поданный Суворовым список отличившихся. Все герои были награждены. Солдаты и унтер-офицеры получили не по рублю и два, как полагала императрица, а по 4 руб. 25 коп. главным героям, по 2 руб. солдатам и унтер-офицерам подразделений, участвовавшим в части сражения (202 человека), и по 1 р. — прибывшим к концу битвы 662-м драгунам Санкт-Петербургского полка (15 тысяч р., присланных Потемкиным, были разделены на 5242 человека). 19 солдат получили медали. К наградам были представлены и организаторы ополчения в Херсоне. — Д II. 322, 323, 336 (раздача денег), 345, 351. О награждении самого Суворова: 341, 344.
Девиз ордена Андрея Первозванного, на нем начертанный: «За Веру и Верность».
Переписка с Потемкиным была секретной. Суворов в одном из сохранившихся писем, сетуя на дурное командование флотом, просил: «жгите тотчас эти письма», ибо в штабе светлейшего «всегда хоровод трутней» (Д II. 432). Очевидно, мы имеем лишь часть переписки, показывающую, что кадровые вопросы стояли чрезвычайно остро. Даже светлейший часто не мог их решить, ведь речь шла о привилегиях аристократии и иерархии, сложившейся в армии мирного времени на основе влияния при дворе.
Стрельбы, помимо уточнения дистанций прицельной стрельбы «параболической», прямой и с рикошетом ядер (это губительное свойство ядер на ровной местности полководец требовал максимально использовать), служили дополнительной проверке пушек. Все 25 бронзовых орудий действовали исправно, а 9 чугунных пушек из 37 при испытаниях взорвались (Д II. 353). В полевой артиллерии было 34 ствола (Д II. 360). Расстановка артиллерии в Кинбурнском оборонительном районе: Д II. 388.
Суворов сформировал и заботливо пополнял перебежчиками отряд «верных запорожцев» (Д II. 369, 371), прося Потемкина о выделении им знамен и перначей (знаков полковничьей власти — Д II. 378).
О своем состоянии в октябре 1787 г. Суворов 1 февраля 1788 г. откровенно написал старому — еще с прусской и польской войн — знакомцу генералу П.А. Текели: от раны в руке «беспамятство наступило, и, хотя был на ногах, оно продолжалось больше месяца; реляции не мог полной написать и поныне многое не помню» (П 194). Однако подробная реляция Потемкину была закончена и отправлена 4 октября (Д II. 316). Даже в этом состоянии Суворов исправно выполнял свой долг.
К чести Потемкина, которого горячо защищает B.C. Лопатин, следует сказать, что светлейшему было чрезвычайно трудно управлять сообществом генералов, в котором при поддержке императрицы строго соблюдалась «линия старшинства». Снять кого-то с поста, чтобы предоставить командование Суворову, было невозможно. Потемкин отправил Суворова под командование нелюбимого Александром Васильевичем Репнина, но нашел ему дивизию, действовавшую отдельно, которой временно командовал В.Х. Дерфельден. Генерал-поручик сразу признал старшинство Суворова и стал его верным соратником при Фокшанах, в Польше, Италии и Швейцарии. К тому же Потемкин обещал после своего прибытия к армии эту часть «в особый корпус устроить».