Пробыв в этой деревне полчаса и узнав от командиров, что командующий поехал дальше, вперед, мы двинулись вслед за ним.
Был сильный ветер. Все вокруг заметало снегом. Сквозь снег уже недалеко виднелось зарево. Это горел Богородицк. Слева и справа по всему горизонту было видно еще несколько зарев, не таких больших. Немцы, уходя, сжигали вокруг все, что успевали сжечь.
* * *
Еще раз прерву себя, чтобы дополнить эту картину взглядом на нее с той, немецкой стороны.
"...Устоять или погибнуть. Третьего в эту русскую зиму быть не может. Если село запылает, то этот огненный столб, во исполнение приказа фюрера, покажет летчикам и нашим соседям, что здесь до последнего патрона сражались немецкие солдаты", - писал в дневнике все тот же молодой немецкий офицер, скорей всего мой ровесник или почти ровесник.
До последнего или не до последнего патрона они сражались - с этим, наверное, в разных местах бывало по-разному, но что они повсюду старались сжечь все до последнего дома - этому я был свидетель.
...Еще через час, то садясь в машину, то вылезая из нее, мы добрались до какой-то деревни, которая тоже была вся в догоравших развалинах. Посреди нее стоял один целый дом, как потом оказалось - сельсовет. Возле этого дома, красный от мороза, в сбитой набок шапке и расстегнутом полушубке, стоял командующий 10-й армией генерал Голиков и разносил какого-то командира, который спрашивал, куда ему вести свою роту и где находится его полк.
- В Богородицке ваш полк! - кричал генерал. - В Богородицке!
- А куда же идти? - спрашивал командир.
- А вот зарево. Там бой идет. Туда и идите.
- А по какой дороге?
- Ни по какой дороге! - кричал Голиков. - А просто идите на зарево и дойдете. Бой там идет. Поняли?
И люди шли мимо него и уходили куда-то в метель, в сторону зарева.
Начальник штаба армии генерал Дронов, обратившись к Голикову, спросил его, какие части там, впереди.
- Все, что впереди, в Богородицке, - сказал Голиков.
- А ведь полк, - Дронов назвал номер полка, - еще не подошел сюда. Сейчас здесь впереди вас ничего нет, товарищ командующий!
- Разведка есть! - сказал Голиков. - С меня довольно. Разведка впереди. Поняли?
Он увидел приехавшего с нами полковника Немудрова и сказал ему:
- Немудров, мне то сообщают, что уже взяли Богородицк, то сообщают, что еще не взяли. Ничего не понимаю. Скорей всего еще не взяли. Так вот отправляйтесь и берите. Тут до него километров восемь. Двигайтесь.
Немудров откозырял и пошел, но вернулся с дороги.
- Товарищ командующий, какой пропуск?
- Пропуск? - переспросил Голиков. - Богородицк! Сегодня пропуск Богородицк. Идите!
Несмотря на все то мрачное, что мы видели за этот день, - сожженные и полусожженные города, зарево горящих кругом деревень, несмотря на лютый мороз и буран, все-таки во всем этом было что-то яростное и веселое. Мы наступали, наконец-то наступали! Об этом говорили и оставляемые немцами пожарища, и их валявшиеся повсюду машины. Это чувствовалось и в голосе генерала, и даже в той неразберихе, которая творилась кругом.
Выбрав минуту, я подошел к Голикову и представился как корреспондент "Красной звезды".
- Очень хорошо. Посмотрите, как мы тут воюем, - сказал он.
Начавшийся было разговор прервал какой-то командир, который привел только что пойманных на окраине этой деревни двух немцев. Видимо, они отстали от своих и, обледеневшие, со зла стали в темноте поджигать какую-то еще оставшуюся там целую избу.
Генерал подошел к пленным. Они были в ботинках и шинелях, в натянутых на уши пилотках.
- Из какой дивизии? - спросил генерал.
Ему ответили.
- Что, поджигали? - спросил Голиков.
Подтвердили, что поджигали. Поджигателей было приказано расстрелять. Их куда-то увели, а генерал ушел в дом. Дом состоял из двух частей: одна, кажется, была жилая, а другая представляла собой что-то вроде огромного сарая с печью внутри. Там на земляном полу уже лежало вповалку несколько командиров. А ил печи торчало два бревна: по мере того как они прогорали, их совали все глубже и глубже в печь. На дворе было не меньше тридцати градусов. Двери сарая были сорваны с петель, окна выбиты, но все же по крайней мере сверху не сыпал снег и меньше задувал ветер.
У меня не было с собой ни сухаря, ни крошки хлеба, вообще ничего. Я лег поближе к печке, примостившись так, чтобы, поворачиваясь, можно было греть то спину, то грудь. Кто-то из соседей поделился со мной замерзшим куском хлеба. Засунув в печь ведро, в нем топили снег и пили из него чуть теплую грязную воду с плававшей в ней соломой. Я так устал и намерзся за день, что все-таки уснул, иногда сквозь сон переворачиваясь.
Когда я проснулся через три часа, уже рассвело. Я встал и обошел деревню. От нее почти ничего не осталось. Не сгорело только три избы в разных концах. За ночь люди наскоро завалили сверху обгорелыми бревнами и соломой подполы, чтобы там можно было ютиться и спать. Сюда, в эту деревню, сошлись люди еще из нескольких окрестных деревень, сожженных совсем, дотла. Но в трех оставшихся избах было так мало места, что туда устроили греться лишь женщин с детьми, а все остальные только заходили по очереди погреться с краешку и снова выходили на мороз.
Я минут пятнадцать походил по деревне, еще не решив, что же мне теперь делать и как добираться до Богородицка. В это время из дома сельсовета вышел Голиков. Он был с утра начисто, досиня выбрит. Вместе с ним вышел начальник штаба, с которым я вчера ехал. О Богородицке все еще не было окончательных сведений. По одним слухам, он был взят, по другим - еще нет.
- Поезжайте, - сказал Голиков генералу Дронову. - Если Богородицк взят, сообщите мне, а если еще не взят, возьмите.
Я попросил у него разрешения поехать с начальником штаба.
- Поезжайте, поезжайте, - сказал он торопливо.
Метель так замела все дороги и все еще продолжала мести с такою силою, что ехать дальше на машине не было никакой возможности. Появились какие-то санки, и мы втроем - Дронов, его адъютант и я - поехали по направлению к Богородицку. Адъютант правил лошадью, а мы сидели за его спиной в санях, Все кругом замело сплошной белой пеленой. Сани мотало из стороны в сторону и заваливало то в один, то в другой кювет. На дороге стояли взорванные немецкие броневики. Сквозь метель брели вперед небольшие группы бойцов - то ли пополнение, то ли отставшие. Метель не утихала. Проселочная дорога петляла во все стороны. Проехав часа полтора и уже приближаясь к Богородицку, мы встретили ехавшие нам навстречу сани. В них сидел бурый от мороза полковник Немудров - тот самый, которого командующий накануне отправил брать Богородицк.
- Ну как? - спросил его генерал.
- Взяли. Ночью. И еще километров на восемь отогнали дальше. Бой идет, сказал Немудров. - Я четыре донесения послал вам с пешими.
