Михаил Барклай-де-Толли - Изображение военных действий 1812 года

Каре, служащее убежищем, и возводимые укрепления объясняют, что левое крыло французской армии признается пунктом, подверженным опасности.

Адъютант мой, артиллерии поручик Граббе был послан с сим объявлением. В нескольких полках приглашаем он был сойти с лошади, офицеры целовали за радостную весть, нижние чины приняли ее с удовольствием.

Взятый на перестрелке пленный показал, что взятая ими возвышенность (которую защищал генерал Лихачев) была оставлена ночью, в том предположении, что русские овладеют ею. Казаки были на ней ночью, и о том донесено атаману Платову.

Князь Кудашев, зять Кутузова, много теряющий тесною этою связью; ибо на счет ее относится по большей части то, что, по строгой справедливости, принадлежит его достоинствам.

Нижние чины Московского гарнизонного полка, известного некогда под именем Архаровского, переженившиеся, с семействами, занимавшиеся торгом и ремеслами, совершенно подобные янычарам, выходили из Москвы в порядке, песельники впереди!

Распоряжение, не соответствующее его прозорливости!

На другой день после Бородинского сражения главнокомандующий Барклай де Толли, самым лестным для меня образом одобрив действия мои в сражении, бывши ближайшим свидетелем их и говоря о многих других обстоятельствах, сказал мне: «Вчера я искал смерти, и не нашел ее». Имевши много случаев узнать твердый характер его и чрезвычайное терпение, я с удивлением увидел слезы на глазах его, которые он скрыть старался. Сильны должны быть огорчения!

В Главную квартиру при селении Красной Пахре прислан от государя генерал-адъютант князь Волконский собрать подробные сведения о состоянии армий. От него узнал я, что, отправляя из Петербурга Кутузова к армиям, государь отдал ему подлинные мои к нему письма, дабы мог он составить некоторое понятие о делах и обстоятельствах до прибытия его на место. Это истолковало мне совсем не прежнее расположение ко мне Кутузова, сколько, впрочем, ни было оно прикрыто благовидною со стороны его наружностью. Пред отъездом своим князь Волконский объявил мне, что государь, желая узнать, отчего Москва оставлена, без выстрела, сказал: «Спроси Ермолова, он должен это знать». По просьбе его я обещал ему записку, но с намерением уехал из Главной квартиры.

Известный блистательною храбростью и предприимчивостью, уважаемый за отлично благородные его свойства; фельдмаршал дал повеление дежурному генералу Коновницыну отправиться и, по обозрении, что происходит, ему донести; мне также приказал ехать и остаться при действующих войсках. Мне встретились случаи, в которых нашел я нужным употребить имя фельдмаршала: видел, что делалось и что должно быть сделано. Генерал барон Беннигсен, назначив войскам правого крыла цель их действий, не взял на себя общих распоряжений, полагая, что ими озаботится сам фельдмаршал, которому подробно объяснил обстоятельства, лично находившись при атаковавших войсках и давши им направление.

Фельдмаршал, призвавши меня, встретил обыкновенным, ничего не значащим приветствием «голубчик», говорил, что желает очень овладеть селом Фоминским, и заключил словами: «Ты пойдешь с Дохтуровым, я буду покоен, уведомляй чаще о том, что будет!»

С бароном Меллером-Закомельским служили мы вместе в одних чинах прежде Отечественной войны в дивизии светлейшего князя Суворова, всегда [были] хорошими приятелями, теперь действуем мы единодушно.

Вскоре из показаний пленных объяснилось, что князь Понятовский с Польскою армиею и малым весьма числом кавалерии находился при Наполеоне, но что вся прочая, вместе с французскою и всех других союзников конницею, отправлена спешенна из Москвы чрез Можайск.

Один из генералов, командующий дивизиею, давал обед корпусному своему командиру графу Остерману, где я находился также. На открытом месте воздух чрезвычайно свежий не противился некоторому умножению тостов. Не рано кончилась беседа, и я, севши в телегу, приказал везти себя шагом, чтобы отдохнуть и даже уснуть немного, и спокойно отправился в Главную квартиру.

Дивизия тогда находилась еще в следовании к авангарду.

Из числа их карту большей части Германии огромного размера, изящно во всех подробностях отделанную (рисованную и оттушеванную кистью), видел я и у князя Волконского, начальника Главного штаба государя императора. Наше депо карт обогатилось такими съемками, которых тогда уже, конечно, не было во Франции.

Впоследствии видел я сочинение в одном томе господина Puibusque, кавалера ордена Св. Анны второго класса, который получил, находясь при особе фельдмаршала. (А. П. Ермолов имеет в виду мемуары виконта М. Пюибюска «Письма о войне с Россией в 1812 году; о городе Санкт-Петербурге, нравах и обычаях жителей России и Польши», вышедшие в Париже двумя изданиями – в 1816 и 1817 гг. – Puibusque M. L. G. Lettres sur la guerre de Russie en 1812, sur la ville de Saint-Pе́tersbourg, les moers et les usages des habitants de la Russie et de la Pologne. Paris, 1816 et 1817.– Примеч. ред.)

В Главной квартире в должности дежурного генерала нашел я артиллерии генерал-майора Бегичева (Ивана Матвеевича). При взятии Суворовым в 1794 г. штурмом варшавского укрепления Праги он служил капитаном, старшим артиллерийским офицером в его армии и командовал артиллериею. Многие из нас в равном с ним чине имели в нем начальника строгого и взыскательного. На вопрос мой: «Что делаете вы здесь хорошего?» – вот точный его ответ: «Ведем себя как ребятишки, которых надобно сечь розгами. Знаем, что авангард близко; первая и вторая линии ходят особенно каждая, и скоро ли придут, не знаем! Главные деятели у нас артиллерии и генерал-лейтенант князь Яшвиль, и квартирмейстерской части генерал-майор барон Дибич». Я не мог их дождаться, и мы расстались с генералом Бегичевым.

Расположенному в окрестностях города Мозыря генерал-лейтенанту Эртелю с отрядом из пятнадцати тысяч человек заблаговременно предписано прибыть к армии адмирала; но, в ожидании разрешений на бессмысленные свои вопросы, потеряв время, он остался на своем месте. Генерал Эртель отличался особенными расторопностью и ловкостью; низкою угодливостью в должности московского обер-полицеймейстера приобрел он известность. Дежурный генерал Коновницын, зная враждебное расположение князя Кутузова к адмиралу, изыскал способ генерала Эртеля избавить от ответственности за ослушание и тем не раздражил фельдмаршала!