Категорически не рекомендую видеть во всем этом нечто специфически русское, «варварское». Практически все то же самое существовало и в Западной Европе, тексты иных законов и грамот о привилегиях порой едва ли не дословно совпадают с западноевропейскими аналогами. Да и католические прелаты вели себя точно так же: с азартом участвовали в большой политике, с соколами охотились, денежки под процент ссужали, а со своими крестьянами вели себя не гуманнее.
И все же… «Варварства» тут не было никакого, а вот отсталость российская, безусловно, присутствовала, нравится нам это или нет.
Дело в том, что сходство русских и западноевропейских феодальных порядков существовало лишь до определенного момента. Потом Европа вырвалась вперед, а мы остались позади…
Как бы я в предыдущей главе ни иронизировал над западноевропейцами, как бы ни припоминал им зверства и прегрешения (невымышленные!), вынужден с глубоким прискорбием доложить читателю: эта долбаная Европа при всем своем зверстве все же к моменту рождения Ивана
Грозного обогнала нас и по части ограничения произвола магнатов, и по части гражданских свобод…
Хиленькие свободы, дохленькие, как недоношенный котенок, – но из этих ростков понемногу, очень медленно, все же прорастало то, что обгоняло наше многострадальное отечество. С некоего момента заграничные свободы медленно, но верно укреплялись, а Русь оставалась на месте…
Англия, парламент. Первоначально (и на протяжении нескольких сотен лет) это вовсе не был выборный орган (даже в конце XIX в., когда в парламент уже давненько выбирали, право голоса, кстати, имело всего-то процентов пятнадцать тогдашнего населения королевства, да и то исключительно мужчины). Парламент очень долго был собранием людей всех сословий (за исключением крестьянства), которых король созывал в случае какого-нибудь серьезного государственного дела: введения нового налога, войны и т. д. Вот классический образец подобного приглашения, относящегося к 1295 г.: «Король возлюбленному родственнику и верному своему Эдмунду графу Корнуолла, привет. Так как необходимо позаботиться о мерах против опасностей, которые в эти дни угрожают всему королевству нашему (война с Францией. – А. Б), и мы желаем иметь с вами и прочими королевства нашего магнатами совещание и рассуждение, то мы повелеваем вам именем верности и любви, которые вы имеете к нам… чтобы в воскресенье, ближайшее после праздника святого Мартина зимнего, вы лично присутствовали в Уэстминстере для того, чтобы обсудить, постановить и исполнить вместе с нами, и с прелатами, и прочими магнатами, и другими жителями королевства нашего то, с помощью чего следует устранить эти опасности…»
Да, часть членов созываемого парламента, естественно, принадлежала как раз к магнатам. Но только часть. Точно такие же приглашения получало духовенство. И не одно оно. Отрывок из королевского приглашения, относящегося к тому же году, к той же предстоящей парламентской сессии: «Мы предписываем тебе… чтобы ты распорядился без замедления избрать и к нам в указанный выше день и место направить от названного выше графства двух рыцарей и от каждого города графства двух граждан и от каждого бурга[2] двух горожан из более выдающихся и более способных к труду…»
Как видим, в отличие от Руси, в парламенте заседали представители не одной только знати – и на протяжении последующих столетий это правило уже не менялось. И уже в XIV столетии парламент из простого «совещания» при короле приобрел три важнейших права:
1. Право участвовать совместно с королем в разработке законов и самому предлагать законы.
2. Право решать вопросы о налогах с населения.
3. Право осуществлять контроль над высшими должностными лицами и в некоторых случаях выступать в виде особого судебного органа.
Из этих трех пунктов и родились знаменитые британские свободы, пусть даже формировавшиеся на протяжении долгих столетий…
И еще один, крайне существенный момент. Примерно в те же годы в Англии стала формироваться королевская (то есть государственная) администрация, существовавшая параллельно с той самой системой «боярского кормления», что в Англии звалась «ленным правом». Проще говоря, образовалась сила, с которой региональные магнаты, даже самые дерзкие, не могли ничего поделать – разве что поубивать, но это уже расценивалось бы как государственная измена…
В каждом графстве имелся королевский шериф, чиновник с крайне широкими полномочиями, который начальствовал над королевскими бейлифами. Кроме них, представителями королевской администрации на местах были избиравшиеся собраниями жителей коронеры и констебли. Коронер вел расследования по фактам насильственной смерти (или при подозрении на таковую), а констебли выполняли полицейские функции. В конце XIII в. в каждом графстве появились по восемь мировых судей, которые четыре раза в год разбирали уголовные дела, контролировали цены на продукты, следили за соблюдением мер и весов, устанавливали размеры заработной платы, надзирали за выполнением рабочего законодательства. Для назначения мировым судьей вовсе не обязательно было принадлежать к «благородному» сословию: достаточно иметь определенный годовой доход (немаленький, правда).
Все эти чиновники, повторяю, были зависимой только от короля «вертикалью власти». Более того, была специально разработана система, по которой шерифы могли принимать жесткие меры против местных лордов, то есть «бояр», когда те захватывали крестьянский скот, пытались «по старинке» разрешать споры и тяжбы местных жителей, не выполняли королевские приказы, оказывали давление на «свободных людей».
Это был противовес магнатам-феодалам. Любого из чиновников, как легко догадаться, можно было попытаться подкупить или запугать – но не каждого купишь, да и запугаешь не всякого… Ну а вдобавок в Англии с XIII в. существовали суды присяжных – составная часть общей судебной системы, опять-таки не подчинявшаяся местным феодалам.
А потому история английского правосудия пестрит примерами вроде случая с Роджером Мортимером, графом Марчем, имевшего место в 1324 г. Означенный граф вырыл канаву на земле, которая, согласно закону, была общинным пастбищем. Крестьяне канаву моментально засыпали. Граф, вместо того чтобы налететь с оравой подручных и отходить плетьми правого и виноватого (как поступил бы и русский боярин и английский лорд более ранних времен), подал на крестьян в суд – такие уж времена стояли на дворе. В суде низшей инстанции он протащил решение, по которому крестьяне должны были уплатить ему приличную сумму за «ущерб». Крестьяне подали апелляцию, дело пошло выше и выше по всем ступенькам тогдашней английской судебной системы, дошло до короля и его Суда королевской скамьи. Несправедливое решение было аннулировано, а графу указано, чтобы впредь рыл канавы только там, где имеет на это право по закону, а не по прихоти.
