многотиражной. Удалось, однако, выполнить только последний пункт. Дело было во времени – статья в «Совершенно секретно» была уже написана и передана в редакцию, когда В. Лота получил новое задание. С большим трудом удалось просто вставить в раздел об А. Адамсе три коротеньких абзаца по материалам «объективки» о Дельмаре, полученной от начальства.
И получилось как-то коряво – эти абзацы опровергали материалы статьи о Черняке, только что опубликованной в «Красной Звезде», поскольку в «Совершенно Секретно» честь открытия заводов по производству обогащенного урана и плутония в Ок-Ридже от Черняка и Мея передаётся Дельмару:
«От Дельмара стало известно, что именно там производится обогащённый уран, что объект разделен на три основных литерных сектора (К-25, У-12 и Х-10)». [139]
Но зато вышла эта статья очень быстро – уже 1 августа 1999 года! И Жорж Абрамович о ней узнал – опубликованный материал просто доставили ему прямо домой.
Сигнал о том, что ГРУ снова пристально вглядывается в лицо своего давнего агента, был дан ему ясный. Пропагандистского эффекта статья не имела. В общественном мнении три абзаца о Дельмаре не оставили почти никакого следа. Даже в близком окружении Жоржа Абрамовича мало кто обратил на нее внимание и сегодня мало кто о ней помнит вообще.
Не думаю, что реакция самого Жоржа Абрамовича на эти события могла быть восторженной. Не знаю, как представители ГРУ тогда могли бы объяснить Жоржу свой внезапно проявившийся интерес к его персоне, но сам он должен был понять, что это вряд ли было случайностью, и что именно его контакт с посольством мог спровоцировать это внимание.
Первое письмо из Балтимора
А отношения Жоржа с американцами развивались своим чередом. Посольство, в рамках обычной бюрократической рутины, передало заявление Жоржа в соответствующее социальное ведомство, и в сентябре Жорж Абрамович получил письмо из Америки (Балтимор, штат Мэриленд) от Управления социального обеспечения:
12.19. Письмо Жоржу Ковалю из Social Security Administration от 4 сентября 1999 г. [140]
Обратим внимание на дату – 4 сентября 1999 г. Если учесть, что прежде, чем это письмо ушло к Жоржу, в Балтимор должно было придти письмо от Посольства США в Москве, а оно, в свою очередь, не могло быть написано раньше первого визита в посольство самого Жоржа, да прибавим время московским и балтиморским бюрократам на составление ответов. В результате получим интервал где-то апрель – июнь 1999 г., совместимый и с рассматриваемой версией событий, и с альтернативной – «с беременной девушкой из Посольства США».
Заметим, что речь в данном случае идёт не о «Дополнительном Социальном Доходе (ДСД)», а о пособии по социальному обеспечению. Это разные выплаты, осуществляющиеся на разных основаниях по разным бюрократическим процедурам, что также не противоречит обеим версиям.
Введём ещё один параметр в нашу историческую модель. Нетрудно предположить, что, по меньшей мере, сам факт получения этого письма стал известен в ГРУ. Для определённости примем, что в рассматриваемой ветви альтерверса и ФСБ и ГРУ не только имеют право получать от «Почты России» информацию о корреспонденции любого заинтересовавшего их лица, но и создали отлаженную систему реализации этого права.
После получения информации о визите Жоржа в американское посольство начался контроль его корреспонденции представителями спецслужб.
Я не рискую предполагать, что у них есть и право перлюстрации – все-таки тайна переписки охраняется в России законом, а именно, 138 статьёй УК РФ. Так что в дальнейшем будем предполагать, что через ФСБ и «Почту России» ГРУ знает только обо всех фактах получения Жоржем писем из-за рубежа, а также обо всех фактах отправки им писем за рубеж, но не имеет доступа к их содержанию. [141]
Письмо было получено, вероятно, в конце сентября 1999 года. Это заставило ГРУ интенсифицировать процесс вербовки Жоржа. В ГРУ должны были придумать очередной «пряник для Жоржа». Задача не простая сама по себе, но архисложная с учётом характера Жоржа – «пряник» нужно было так давать, чтобы можно было взять!
George Koval или Жорж Коваль?
Не менее трудные задачи стояли и перед Жоржем. Среди различных «форм», прилагавшихся к письму, одна была первичной, с «общими сведениями» о заявителе. Её заполнение, я уверен, было особенно трудным для Жоржа… Трудным не технически, а психологически. Особенно при учёте последних шагов по налаживанию контактов со стороны ГРУ.
Теперь Жорж должен был понимать, что находится «под колпаком ГРУ» и его переписка контролируется «в конторе». Это серьёзно отягощало выбор реакции на письмо из Америки. «Отвечать – не отвечать?» – дилемма почти Гамлетовская. Тот факт, что эта форма всё-таки была заполнена и отправлена в Балтимор, говорит о том, что «вторая вербовка» Жоржа в сентябре 1999 г. ещё не закончилась.
Вот черновик этой формы. Беловой экземпляр ушел в Балтимор. И в тамошних архивах сохранились вместе с этой анкетой и другие интересные документы.
С точки зрения нашей исторической модели весьма интересно содержание и даты сопроводительных документов при переписке американского посольства в Москве и офисом в Балтиморе. Но, думаю, открытие архивов SSA вряд ли существенно изменит описываемую картину.
12.20. Черновик анкеты Жоржа Коваля для Social Security Administration. [142]
А вот тот пункт анкеты, который должен был вызвать нелегкие размышления при своём заполнении:
12.21. Пункт о гражданстве из анкеты Social Security Administration. [143]
Гражданство… Он – гражданин СССР с 1934 года, гражданин России с 1991 года, урождённый гражданин США с 1913 года. В каких квадратиках поставить галочку? Собственно, выбора нет – анкета требует «Check One». Выбрать одно… Что значит выбрать?
Можно ведь рассуждать так: если у тебя несколько гражданств, то выбери такое, которое будет соответствовать условиям получения пособия. Никакого отказа от других гражданств такой выбор не предполагает – общение с другими странами это твоё личное дело и Управление социального обеспечения США оно не интересует. Похоже, что Жорж рассуждал аналогично.
К этому времени относится такой факт. Одна из его знакомых очень хорошо знала английский язык и свободно говорила по-английски. И вот она вспоминает:
«Несколько раз, когда я к нему захаживала, я разговаривала с ним по-английски. У него был, конечно, богатый запас слов, он совершенно свободно говорил, но через какое-то время я заметила – я к нему обращаюсь по-английски, а он мне отвечает по-русски. И он мне говорит – «А мне по-русски легче разговаривать…»
