Ознакомительная версия.
Борьба Гитлера с Генеральным штабом – одна из интереснейших страниц истории нацизма времен войны, ибо Генеральный штаб был тем центром оппозиции, который, несмотря на то что был разрушен Гитлером, не был им покорен. В 1924 году в Mein Kampf Гитлер, оглядываясь назад, называл германский Генеральный штаб «самой мощной силой из всех, какие когда-либо видел мир»[51]; однако, придя к власти, он испытал сильнейшее раздражение, поняв, что Генеральный штаб отнюдь не горит желанием становиться мощным инструментом его политики; штаб желал вести собственную политику. Когда-то Генеральный штаб диктовал свою волю кайзеру; теперь штаб был намерен диктовать свои условия фюреру. Гитлер без малейших усилий ликвидировал профсоюзы; он запугал средний класс и подчинил его своей воле; он подкупил промышленников; у него не было никаких проблем с церквями; что касается коммунистов, то они, утратив свою независимость, начали поставлять нацистской партии ее лучшие кадры. Но Гитлеру не удалось ни запугать, ни подкупить, ни обратить в свою веру армию, ибо фюреру она была нужна как воздух, и он не мог ее ликвидировать или игнорировать; более того, он был вынужден ее увеличить. Мало того, в 1934 году армия даже заставила Гитлера сокрушить радикальное крыло нацистской партии и отречься от идеалов разрушительной революции[52]. Будучи не в силах одолеть армию в прямом противостоянии, Гитлер перешел к более хитрой тактике, надеясь подорвать ее изнутри. Пойдя на показные уступки и сделав новые назначения, Гитлер сумел добиться частичного успеха – но всего лишь частичного. В 1938 году, во время Мюнхенского кризиса, Генеральный штаб под началом Гальдера был полон решимости свергнуть обезумевшее правительство; однако внезапное неожиданное согласие Чемберлена принять приглашение в Мюнхен выбило оружие из рук генералов в тот самый момент, когда они уже были готовы нанести удар[53]. Успех Гитлера в Мюнхене стал временной катастрофой для высшего командования германской армии. Оно никогда не имело внешней поддержки и всегда было вынуждено рассчитывать только на собственные силы. Оно представляло только само себя и оказалось бессильным перед лицом диктатора, который умел так добиваться триумфа. На какое-то время недовольство генералов было подавлено. Помимо этого, в течение следующих трех лет политика Гитлера не противоречила устремлениям военных.
Военачальники германской армии исповедовали доктрину ограниченных завоеваний. Они желали, чтобы Германия стала великой державой, способной содержать эффективную, хорошо оплачиваемую и пользующуюся привилегиями армию. Такого положения можно было достичь простым обращением вспять событий 1918 года, то есть фактически восстановлением имперских порядков. Они были готовы помогать Гитлеру до тех пор, пока он оказывал им внешнюю поддержку, которой они в противном случае были бы лишены. Ради этого они даже были готовы смотреть сквозь пальцы на некоторые вульгарности нацистского движения. Будучи, однако, практичными людьми, генералы сильнее всего противились любым завоеваниям, способным поколебать социальную структуру Германского государства и уничтожить их привилегированную касту или ослабить ее позиции в новом тысячелетнем рейхе. В этом аспекте их нежелание воевать с Россией выглядит вполне последовательным и логичным. Россия всегда была традиционным союзником германского юнкерства, предрассудки которого, несмотря на проникновение в армию представителей третьего сословия, продолжали пропитывать Генеральный штаб. Большевистская революция не поколебала этот союз, ибо, как уже было сказано, генералы были практичными людьми, умевшими подняться над эфемерными идеологическими концепциями. Именно благодаря соглашению с большевистской Россией генералы смогли сохранить теневую армию в мрачный период после Версаля. Таким образом, интересы руководителей германской армии не простирались дальше завоевания Франции и Польши, и в 1940 году военные с радостью остановили дальнейшее наступление и занялись укреплением новых позиций. К несчастью, то, что удовлетворило генералов, в Гитлера вселило маниакальную самоуверенность и распалило его аппетиты. Восстановление имперских границ Германии было для него ничтожной, достойной лишь презрения целью[54]. То есть то, что было для генералов целью, для Гитлера являлось лишь средством. В июне 1941 года, гордясь успехами и опьяненный пропагандой, которая восхваляла его как «величайшего военного гения всех времен и народов», Гитлер поставил перед страной и армией фундаментальную цель нацистского движения – завоевание и колонизацию Востока.
После начала в 1941 году Русской кампании вновь подняла голову военная оппозиция. Апофеозом ее стал неудавшийся заговор 20 июля 1944 года; однако подготовка к этому эффектному действу продолжалась скрытно несколько лет. Сначала генералы просто давали советы и протестовали. Война с Россией противоречила их собственным политическим интересам, но их политические интересы уже ничего не значили. Они сами отдались на волю коричневого движения, не оценив его направления, и теперь этот мутный поток нес их, как щепки. Против этой войны восставал и весь военный опыт немецких генералов, но и их опыт уже никого не интересовал, ибо он померк в сиянии гениального полководца всех времен. Никто не считал генералов более сведущими специалистами в стратегии, чем фюрер. Гитлеру казалась смехотворной сама мысль о том, что Россия сможет сопротивляться натиску германской армии. «Надо лишь ударить ногой в дверь, – заявлял он, – и рухнет весь дом». Когда начальник Генерального штаба ознакомил Гитлера с данными о производстве танков в России, фюрер пришел в ярость и велел заткнуть глотку экспертам технического отдела, осмелившимся обнародовать такие «пораженческие» данные[55]. Генералы покорно опустили руки и сдались, так же как сдалась буржуазия, так же как должны были сдаться все (согласно гитлеровской философии), склонившись перед его непреклонной волей. Так началась русская авантюра. Оказалось, что дом не рухнул от первого удара в дверь, но этому факту нашли приличное объяснение: как Британия лишь по видимости до сих пор не признала свое поражение, так и Россия лишь по видимости продолжает сопротивляться. В октябре 1941 года Гитлер, руководствуясь, очевидно, чисто практическими соображениями, объявил, что война окончена: «Русские разгромлены и перестали существовать!» Именно эти слова он бросил в лицо сомневающимся генералам[56]. Когда у Гитлера было хорошее настроение, он прибегал к иносказанию, говоря, что русский медведь мертв и просто отказывается падать. Для того чтобы подкрепить эту уверенность, он приказал расформировать 40 дивизий, вернуть людей в промышленность и прекратить разработку новых видов вооружений – все это без консультаций с армейским командованием. Тем не менее генералы продолжали сомневаться, и в декабре 1941 года Гитлер официально принял пост Верховного главнокомандующего германской армией. Через девять месяцев был смещен со своего поста начальника Генерального штаба Гальдер, самый способный, по общему мнению, из немецких генералов и единственный продолжатель великих традиций Мольтке и Шлиффена. Тем временем органом политического руководства вооруженными силами стало Верховное командование вермахта и его штаб[57], во главе которого были поставлены другие, более податливые генералы – льстец и подхалим Кейтель, веривший в стратегический гений Гитлера[58], и прилежный Йодль, воплощавший эту гениальность на практике. Из штаба фюрера, располагавшегося попеременно в глубоких бункерах Берлина и Растенбурга, войной управляли, руководствуясь решениями лунатика. Контроль партии над армией был полным, и оппозиция армии нарастала в глухом подполье.
Ознакомительная версия.
