поджимает хвост при одном только появлении Юноны. Она узнала о его интрижке с Ио, и супруг превратил несчастную Ио в корову. Седовласый правитель, работающий здесь одним из нижних оснований композиционного треугольника, робко поднимает палец. Молодая жена – вершина этого треугольника и абсолютный центр композиции, стоит подбоченясь.
Гербранд ван ден Экхоут – один из лучших учеников Рембрандта.
Для кальвинистов алтари были источниками вражеского облучения, их уничтожали. Хотелось бы надеяться, что впоследствии, посчитав, что эти произведения можно было продать, голландские борцы хотя бы прослезились. Так или иначе высокая цена спасла живопись. В XX веке воры, революционеры и прочие попиратели прав собственности чаще продавали потемневшие полотна, нежели уничтожали их.
В какой-то момент правители, накопившие запредельное количество коричневых шедевров, начали показывать их уважаемой публике. Средневековый монах, украшавший рукопись в скриптории, мог радоваться, если его иллюстрацию хвалили. Возможно, он и в огонь бы полез за кодексом, который иллюстрировал пару десятков лет. Но чтобы построить в голове мысль «это общечеловеческое достояние, у которого не может быть владельца – только хранители», потребовались века накопления культурных ценностей и их осмысления. Не так давно жители Каира во время беспорядков встали живой стеной, чтобы предотвратить разграбление музеев.
Сурбаран. Святая Маргарита в образе пастушки, 1631 год. Национальная галерея, Лондон
Отец Сурбарана был зажиточным галантерейщиком, возможно поэтому мученицы художника – жертвы моды. Как бы несправедливо это ни звучало, но больше времени и возможностей для творчества было у обеспеченных художников.
Сестра знаменитой инфанты из «Менин» не мешала личной жизни своего прославленного супруга. Когда же она сама родила чернокожую девочку, в ответ на доводы лекаря, что дитя оказалось черным лишь из-за того, что слуга-нубиец пристально смотрел на Марию Терезию, Людовик XIV сказал: «Взгляд, гм! Он был, вероятно, весьма проникновенным» [42]. Ее смерть он назвал первым огорчением, которое она ему принесла.
В искусстве многое зависит не от разума, а от опыта, усвоенного врожденным темпераментом художника. Веласкес вряд ли вымерял композицию «Менин» сантиметром. Вряд ли у него была тайная книжечка с набором композиционных решений, из которых, как из кубиков, можно было собрать дышащую жизнью композицию. Располагая объекты на холсте, он чувствовал, когда получается хорошо, а когда – нет. Выучка важна, чем больше художник умеет, тем меньше у него ограничений. Если художник видит, как можно сделать, но ему не хватает техники, хорошую картину ему не написать.
Нутро может ошибаться. Вероятно, когда признанный живописец в старости начинает исполнять лютый китч, он слишком полагается именно на свое чутье, внутреннее представление о том, что хорошо. А оно, в свою очередь, зависит от поддержки товарищей, гормонального фона, температуры тела и прочих неинтересных читателю факторов.
Веласкес. Портрет инфанты Марии Терезии с двумя часами, 1653 год. Музей истории искусств, Вена
Рубенс. Геркулес и Омфала, около 1602 года. Лувр
Приятно думать, что личность может все, поэтому так притягательны истории о том, что гений преодолевает косность среды, изменяет правила игры и вообще всячески побеждает (хоть бы и после смерти, как некоторые боги). Тогда как нередко признание художника – это удача (Рембрандт), ловкость и удача (Веласкес), результат встроенности в высшее общество (Рубенс).
Достаточно изучить сотню работ художников второго ряда, чтобы заметить – гений не возвышается над пустыней и не стоит на плечах у толпы обыкновенных людей. Он отличается совсем чуть-чуть. И, увы, глядя на работы старательных трудолюбивых художников, можно предположить, что это чуть-чуть в восприятии, в чувстве меры, в искусстве сочинения композиции или отношении к цвету обусловлено изначальным складом его существа. Трудом это чуть-чуть если и берется иногда, то художник может сам этого не заметить.
Воспитанный публицистами XIX века ум уж рвется заключить, что толпа не может различить это легкое дыхание. Но, во-первых, это дыхание не всегда легкое. Рубенс бравурный и пафосный. Он лучше тех, кто хотел бы его перекричать. От иных его работ исходит сексуальность (приятное напряжение), даже если сюжет связан с убийством или казнью. Во-вторых, толпы частенько с удовольствием покупают гениев (см. Рубенс).
Материалы были дороги, труд был дорог, само время было дорого. Если бы живопись не была прибыльным делом, вряд ли Рубенс ею бы занимался. То, что мы понимаем под словом «судьба», зависит от нас в меньшей степени, чем хотелось бы. Потому что личный темперамент – это не то, что можно переключать по своему желанию безо всякого ущерба для работы. Рубенс не был «вынужден зарабатывать», выкраивая время на настоящее искусство. Он не продавал душу дьяволу. Он делал свою работу, как сегодня делает свою работу стоматолог-эстетист. То, что в XVII веке изящные манеры кормили живописца лучше, чем оригинальное видение, не его вина и не его заслуга.
Рубенс принадлежал к тому кругу, где услуги по декорированию можно было продавать дорого, обладал сметливостью и харизмой, в результате организовал главную фабрику Фландрии по производству красоты и чуть было не построил политическую карьеру.
Той же хватки и тех же возможностей не было у Вермеера. Он использовал самые дорогие красители, работал подолгу. Это вкупе с несчастливыми обстоятельствами привело его в конце жизни к бедности и забвению.
Лупичини. Муза живописи, 1606–1625 годы. Художественный музей, Колумбия
➳ Личное мнение. Однажды у меня заказали лекцию про Рубенса для одного культурного центра. Когда мы обсуждали ее содержание, я сказала, что Рубенс, судя по сохранившимся письмам, не был удовлетворен тем, как складывалась его дипломатическая карьера. И меня попросили не говорить этого в лекции, а сказать, что он был великим дипломатом.
Но как же так? У великого дипломата должны быть великие свершения, а у Рубенса их нет.
Злого умысла в этом не было, просто заказчику так было бы приятнее. Выступление не состоялось по другим причинам, но интересно отметить, что, по мнению неспециалиста, искусствоведу совсем нетрудно «перехвалить», хоть бы это противоречило и фактам, и словам самого художника. ◆
«По позднейшему мифу, Ехидна имела от Геракла трех сыновей; один из них – Скиф – стал родоначальником скифского народа» [43].
Трех сыновей! От полуженщины-полузмеи. Воистину сексуальные подвиги Геракла не меньше двенадцати общеизвестных.
Личная жизнь муз и отношения между ними – тема, недостаточно разработанная античными сплетницами. Была только трагедия Софокла о Фамириде, фригийском певце, который вызвал муз на состязание, проиграл, был ослеплен,
