кругу артистов и интеллектуалов, связанных с императорскими театрами, а также в общественной и политической жизни Санкт-Петербурга. Как только он впервые возник на артистическом горизонте, он дал толчок мощному и неодолимому движению в искусстве.
Сергей Павлович был сыном генерала русской армии Павла Дягилева, человека знатного, большого любителя музыки и владельца нескольких крупных винокуренных заводов. Родился Сергей Павлович 19 марта 1872 года в Нижнем Новгороде, где тогда нес службу его отец. Мать его была музыкантшей, обладала приятным голосом и часто пела на благотворительных представлениях. Сергея Павловича воспитывали очень заботливо; он рос сначала в имении своего отца среди сельских помещиков, а позже в Перми. Его оберегали мать, тетя и неизменно верная няня. Главным в его детстве были дисциплина и поговорка «положение обязывает». В Перми его родители жили открытым домом, то есть превратили свой просторный дом во что-то вроде местного дворца Медичи, обставили его с большой роскошью и принимали в нем гостей с истинно русским гостеприимством. В Перми Сергей Павлович учился в гимназии, но проявлял мало интереса к учебе после волнующих вечеров в отцовском доме. Его окружали военные-аристократы, и рядом были послушные крестьяне, чья покорность постоянно влияла на него.
Сергей Павлович был очень одаренным и умным мальчиком и вскоре стал гордостью пермского лицея, но он держал себя с классными товарищами и даже с учителями очень высокомерно и смотрел на них свысока, потому что знал, какое важное место занимает его семья и как сильно все они хотят, чтобы их пригласили в особняк Дягилевых. Поэтому Сережа, как его называли в детстве, вместо того чтобы применять в деле свой блестящий ум, провел школьные годы беззаботно, просто списывая задания у своих товарищей и командуя ими. Уже тогда стала заметна его склонность очаровывать людей, а потом пользоваться их талантами и свойственная ему некоторая жестокость к тем, кто смел противиться его желанию. Он ожидал, что все будут слепо повиноваться ему. По характеру он был настоящим русским самовластным тираном — мог любому человеку, и глазом не моргнув, причинить боль, а потом уйти прочь с улыбкой. Дома его любили и баловали. Одежда на нем была хорошего покроя, и сам он был очень ухоженным, так что выглядел скорее как маленький принц, чем как сын нетитулованных дворян.
Тетя Сергея Павловича оказала огромное влияние на его жизнь. Эта необыкновенная женщина была мастерицей в ручных работах, талант к которым имеют все русские женщины, и организовала в своих имениях первые художественные школы для крестьян.
Отец Сергея Павловича хотел, чтобы сын стал, как он сам, военным, но тетя ободрила племянника и дала ему силы выбрать другой род занятий.
Даже в очень раннем возрасте Дягилев был настоящим денди. Его очаровательные манеры, элегантные и весьма своеобразные, очень шли к нему. Разговаривая, он жестикулировал одной рукой и щелкал пальцами другой; этому он научился у какого-то взрослого мужчины, которым восхищался.
Сергей Павлович приехал в Санкт-Петербург, чтобы завершить свое образование в школе Мая. Он тогда в первый раз оказался в столице, но скоро почувствовал себя так, словно жил в ней всю жизнь. Манеры у него были не провинциальные, а светские. Его дядя, министр внутренних дел, сразу же ввел его в придворное общество. Рекомендательные письма помогли ему познакомиться с Вальтером Нувелем, молодым человеком из хорошей семьи и его ровесником, который проявлял интерес к музыке, собрал вокруг себя небольшой кружок художников и писателей и нравился ему гораздо больше, чем официальное общество. Нувель представил его Александру Бенуа, молодому художнику, имевшему французских предков, который позже стал его близким другом и советчиком. Бенуа, известный во всем мире специалист по XVIII веку и великий знаток живописи, позже создал очень многие из знаменитых декораций к спектаклям Русского балета. Он уже имел прочную славу и считался в официальных кругах самым подходящим заведующим для Эрмитажа — императорского музея искусств. Нувель, Бенуа, двоюродный брат Дягилева Филосовов [6], другие молодые артисты и молодые люди, изучавшие искусство, вскоре стали очень хорошими друзьями и постоянно были вместе. Все вместе они слушали самую новую музыку, смотрели самые новые картины и обсуждали самые новые идеи, принесенные из Парижа. Эта группа действительно была тем, чем ее стали называть позже, — артистической лабораторией, и Дягилев незаметно для остальных очень быстро с присущим ему восхитительным изяществом взял в свои руки этот маленький кружок — стал его главой и начал управлять артистической судьбой своих друзей. В его указаниях вкрадчивости было столько же, сколько силы и твердости. Бенуа знал живопись и знал музеи так хорошо, словно был их владельцем, и делился с Дягилевым своими богатствами — вкусом и опытом — при каждом подходящем порыве чувств и каждой подходящей возможности.
Дягилев учился в Санкт-Петербургском университете. Он учился блестяще, но был настолько богат, что не имел необходимости приобретать какую-либо профессию. Унаследованная им любовь к музыке привела его в консерваторию на курс гармонии к Римскому-Корсакову, и Дягилев стал настоящим пианистом-виртуозом; поскольку у него был приятный баритон, которым он гордился свыше всякой меры, он изучил и пение. Он пробовал в искусстве все пути, проверяя, есть ли у него какое-либо артистическое призвание. На втором году своих занятий он дошел даже до того, что написал отрывок оперы в стиле Мусоргского; этим композитором он горячо восхищался и считал, что Мусоргский был в определенном смысле его открытием. Но когда он дал прослушать этот кусок из оперы кружку своих друзей, Филосовов, Бенуа и Нувель честно сказали ему, что его музыка — попурри из чужих мелодий. Правильность их мнения подтверждают слова его учителя Римского-Корсакова, который примерно через три года, когда Дягилев закончил учебу, сказал: «Сережа, делай все, что хочешь, но пообещай мне, что никогда не станешь композитором». После этого Сергей Павлович отказался от всякой мысли о том, чтобы стать музыкантом, но все же он понимал музыку и верно судил о ней. Художники говорили, что в живописи он всегда был дилетантом, но музыку знал глубоко. Тут он был похож на Дизраэли, про которого говорили, что писатели называют его хорошим политиком, а политики хорошим писателем.
Дягилев быстро освоился с изысканностью столичной жизни. Его новые друзья, люди менее современные, с трудом привыкали к широкому размаху его жизни. Он вел себя среди них как боярин среди своего маленького двора — поощрял, осуждал, ставил один нераскрытый талант рядом с другим неизвестным дарованием, составлял планы и делал так, чтобы о нем узнали там, где нужно. Возможно, самая уникальная сила
