Анна решила, что пришло время ей самой озаботиться этим вопросом. Если уж она не может навести порядок у себя во дворце, то каково должно приходиться королю, который управляет целой страной? Она велела позвать к себе в кабинет Берту, которая не замедлила явиться в неприличном виде – непричесанная и полуодетая. Она зевнула прямо в лицо королеве.
– Вы вызывали меня?
Анна, стараясь не сердиться раньше времени, мягким голосом сказала:
– Берти, ты знаешь, как я тебя люблю. Ты и Агнесс были со мной с самого начала. Вы помогали мне в трудные времена, и теперь я хочу помочь тебе.
– Мне не нужна помощь. Разве что вы хотите мне отдать то ваше алое бархатное платье, а то мне совсем не в чем идти на зимний бал.
– Берта, ты же не влезешь в него! Зачем оно тебе?
– А я его распорю. Или продам. А себе закажу другое.
– У тебя в голове одни платья да балы. А ведь ты уже не девочка. Посмотри на Агнесс.
– А чего мне на нее смотреть? – Равнодушно ответила Берта, почесывая голову.
Анна начинала терять терпение. Она не понимала этой девушки. Все у нее было хорошо. Родители рядом с ней и всегда готовы помочь и советом, и лаской. А она так ведет себя, словно что-то внутри нее сломано.
– Я хочу предложить тебе на время покинуть замок и уединиться в замке своих родителей. Пусть они подберут тебе подходящего жениха. Хоть кого-нибудь. А мое дело – устроить эту свадьбу. Чтобы все было как положено.
– Ха! Да кто захочет на мне жениться? Даже последний крестьянин побрезгует, дай хоть за мной в приданое целое состояние.
– Почему ты так думаешь? – удивленна охнула королева.
– Да потому что я не такая, как вы, моя госпожа. Я многое позволяла мужчинам. Такое, что вы даже представить себе не в состоянии…
Анна села на стул.
– Берти, я понимаю, что ты уже не девственница. Я давно не питаю иллюзий на сей счет. Но это не повод так думать о себе. Ты еще можешь исправиться и стать кому-то верной и заботливой женой, любящей матерью.
– Как скажете, моя госпожа. – Ответила снова ставшая равнодушной девушка.
Анна отпустила ее взмахом руки. Уже который день ее беспокоил ребенок. Он стал мало двигаться внутри нее, а живот постоянно был напряженным и твердым. Она бы написала королю, но не знала, в каком направлении он исчез и как скоро вернется. Ее срок еще не пришел, но ведь могло случиться и худшее.
Глава 12
Рождение первенца
Дела в Нормандии, как и ожидалось, шли совсем не так гладко, как планировалось изначально. Отряд, отправленный к замку Аркез, был истреблен людьми Вильгельма. Словно сам дьявол подсказывал ему, когда что случится, и помогал предупредить любой последующий шаг Генриха.
– Черт возьми, где обещанные войска герцога Гильома? Где подкрепление от Роберта? Уж про этого предателя графа Пентьевра я молчу! – Бушевал Генрих в своей походной палатке. – Они вынудили… Они уговорили меня ввязаться в эту заранее обреченную на провал затею. И самое ужасное – я даже не знаю, как там моя жена… О Боже! Помоги мне! Подскажи, направь.
На улице стояли последние осенние месяцы, и лили проливные дожди. Земля превратилась в непроходимую грязь. Кони проваливались в нее, как в болото. Войско Генриха представляло собой жалкое зрелище – упадок духа и дезертирство царили в нем.
– Мы немедленно возвращаемся домой! – приказал Генрих.
Он мчался во весь опор, боясь опоздать и стараясь не думать о худшем.
– Господи, если все будет хорошо, я построю Анне столько церквей, сколько она пожелает. Мне все равно, сын или дочь. Только пусть живой и здоровой. И Анна… Я не оставлю ее одну никогда!
Горячая молитва неслась сквозь леса, деревни и крепостные рвы прямо в комнатку к Анне. Та лежала так, что можно было подумать, будто она спит. Но девушка не спала. Она любовалась своим сыном, который родился накануне ночью. Все прошло как нельзя лучше, хотя королеве и не хватало поддержки супруга. Она знала из сообщений гонцов, что Вильгельм одерживает победу за победой, отодвигая французские войска все дальше вглубь. И волновалась. При ней неотлучно находилась Агнесс. В прошлом месяце умерла старая нянюшка, уже давно не поднимавшаяся с постели и потерявшая и память, и разум.
– Агнесс, правда, он очень красив? – в который раз спрашивала Анна у своей подруги.
– Правда-правда. Вам надо хоть чуть-чуть поспать, госпожа. Давайте, я отнесу ребенка кормилице.
– Нет-нет! – воскликнула Анна испуганно. – Я сама. Ты иди. Хотя нет, постой. Как там дела у Берты?
Агнесс остановилась посередине комнаты, уперев руки в бока.
– Да что с ней сделается-то, с шельмой эдакой. Она, кажется, соблазнила всех слуг в родительском замке. Они не знают, что с ней делать. Я посоветовала отправить ее на время в монастырь. А может и не на время.
– Хорошо, – слабо прошептала Анна, закрывая глаза. – Я потом подумаю об этом. Иди.
Агнесс на цыпочках вышла и тихонько притворила за собой дверь.
– Ой! – вскрикнула она, наткнувшись на чье-то тело. – Готье! Это вы? Идите уже тоже спать. У королевы все в порядке. Она только что заснула.
Готье бледный, как сама смерть, всю ночь околачивался подле комнаты Анны. Он молился, не останавливаясь ни на миг, пока девушка не родила, и пока повитуха, удовлетворенная, не ушла из дворца с приличной наградой.
– Мне некогда тут с вами нянчиться, мой дорогой епископ. Если уж вы собираетесь простоять здесь и день, то постарайтесь, чтобы ее сну никто не мешал. В соседней комнате кормилица. Позовите ее, если ребенок заплачет.
И Агнесс, шелестя юбками, юркнула прочь.
– Позвать, если заплачет. В комнате. Соседней, – машинально повторил Готье. Его красные воспаленные глаза не закрывались. – Я буду здесь, на случай, если ей что-нибудь понадобится.
И он снова встал на страже, неутомимый и верный, как пес. Ему привиделось, как они с Анной – еще совсем молодой – такой, как он встретил ее в родительских хоромах – гуляют по лесу в Санлисе. И вдруг из кустов выскакивает огромный волк с ярко-красным вывалившимся языком, с которого на землю капает слюна. Они начинают убегать от него, но ноги у Готье тяжелые, еле-еле передвигаются, цепляются за корни и коряги. А Анна, словно ветерок, уносится все дальше и дальше. Готье слышит клацанье зубов за своей спиной, чует запах мокрой звериной шкуры.
– Готье! Готье! – Трясут его чьи-то бесцеремонные руки. – У меня сын, Готье! Я – самый счастливый человек на свете. На этом и на том!
– Не богохульствуйте, сир, – проворчал Готье, с трудом выкарабкиваясь из тяжелых объятий сна. – Анна спит. Мне велели ее не будить.
– Ты – самый преданный человек, которого я когда-либо знал, Готье. Анне с тобой повезло. От такого друга не отказался бы и я сам, – дружелюбно сказал Генрих. – Но сейчас я пойду к своей жене и сыну.
