Радио, оказывается, объявило, что будет передаваться важное сообщение агентства Рейтер, основанное на сообщении Германского информационного бюро. Так как все радиооборудование имперской канцелярии было выведено из строя, то уже в течение нескольких дней вся радиосвязь велась при помощи радиостанции, установленной на автомобиле моей фронтовой автоколонны, стоявшей в угольном бункере. Без этой машины бункер фюрера уже давно был бы лишен всякой радиосвязи с внешним миром.
Радисты лихорадочно работали у своих приемников, и мы напряженно ожидали объявленного сообщения:
«Агентство Рейтер сообщает, ссылаясь на БНБ (Германское информационное бюро), что Гиммлер связался с графом Бернадоттом, чтобы вести переговоры с западными державами о сепаратном мире. Гиммлер сообщил, что он взял на себя инициативу этих переговоров ввиду того, что Гитлер окружен и у него произошло кровоизлияние в мозг. Он полностью лишен способности соображать, и ему осталось жить не более 48 часов».
Мы были потрясены. Это сообщение подействовало еще более ошеломляюще, чем телеграмма рейхсмаршала Геринга.
Борман вышел из помещения для совещания, сжав записанное сообщение в кулаке. Он гневно процедил сквозь зубы:
— Я всегда считал, что место преданности не на пряжке (на пряжке эсэсовцев, как известно, стояла надпись: «Моя честь — это преданность»), а в сердце.
Первым делом он спросил: где Фегелейн?
Я рассказал ему о разговоре с Фегелейном и о его отъезде на моих автомашинах. Я добавил, что в 22 часа он хотел передать мне портфепь с документами. Хотя все мы, и мужчины, и женщины, старались сохранять спокойствие, нервное напряжение достигло высшей точки. Каждому из нас Фегелейн казался безупречным. Он имел высшие ордена Германской империи. Был на «ты» не только со мной, но и Борманом, генералами полиции Раттенгубером и Бауром.
Секретарши и посол Гевель просили шефа дать им яду. Стало известно, что Гитлер некоторое время назад получил от Гиммлера ампулы с ядом.
Где был Фегелейн?..
Если кто-либо мог быть осведомлен о задуманной Гиммлером измене, так это именно Фегелейн!
Между тем в имперскую канцелярию возвратился адъютант Фегелейна. Он был тут же допрошен начальником службы государственной безопасности при фюрере, криминаль-директором Хеглем. Адъютант сообщил, что Фегелейн решил отослать автомашины обратно и продолжать путь пешком. Они вместе пришли в берлинскую квартиру Фегелейна. Там генерал переоделся в штатское платье и предложил ему сделать то же самое.
Адъютант был изумлен странным поведением своего генерала и счел своим долгом вернуться в имперскую канцелярию. Фегелейн намеревался дождаться, пока пройдут русские, чтобы затем пробраться к Гиммлеру. Это была открытая измена Фегелейна. Борман приказал всем учреждениям, с которыми еще поддерживалась связь, задержать Фегелейна, где бы его ни обнаружили, и немедленно доставить в бункер фюрера.
О невероятных темпах, в которых развертывались тогда события в имперской канцелярии, свидетельствует следующий случай. Пока шли розыски Фегелейна и все мы ожидали их результатов, двое ординарцев были обвенчаны статс-секретарем Науманом в присутствии Гитлера и Евы Браун. Обе невесты бежали из города от русских к своим женихам, чтобы найти у них защиту и помощь. Венчание происходило в полной тишине в одном из помещений «старой имперской канцелярии», находившемся в безопасности.
В полночь телефонный узел связал Фегелейна, говорившего из Берлина, с Евой Браун. Он возбужденным голосом потребовал от сестры своей жены, чтобы она вместе с Гитлером покинула Берлин. Он считал бегство возможным и брался за его организацию. Ева Браун отклонила это предложение и заявила, что отказывается от его помощи. Она предупредила о последствиях его поступка и просила вернуться к своим обязанностям. Фегелейн отказался. Он заявил, что не вернется и не откажется от своего решения пробраться к Гиммлеру.
К угольному бункеру примыкало несколько подземных помещений, в которых находились комнаты различных лиц из ближайшего окружения шефа, в том числе Фегелейна. Вскоре после полуночи в угольном бункере, переполненном беженцами, был замечен подозрительный человек в штатском, который, появившись, видимо, из задних подземных помещений, направлялся к выходу. В нем заподозрили диверсанта, пытающегося пробраться из угольного бункера на Фоссштрассе. Когда часовой попытался его арестовать, заподозренный заявил, что он генерал Фегелейн, и приказал пропустить его. Но часовому было известно о розысках генерала Фегелейна. Он не дал себя запугать, арестовал его и доставил к коменданту обороны правительственного квартала, бригаденфюреру СС Монке.
В домашних туфлях и в кожаном пальто, в спортивной фуражке и с шарфом Фегелейн, когда мы увидели его у Монке, произвел странное впечатление. Он признал, что приходил за портфелем, который лежал в его комнате позади угольного бункера.
Монке немедленно передал Фегелейна криминаль-директору Хеглю для допроса. В портфеле были найдены бумаги, подтвердившие факт государственной измены Гиммлера и Фегелейна, на основании которых агентство Рейтер и передало свое сообщение. На допросе Фегелейн признался, что, захватив портфель, он намеревался вновь покинуть имперскую канцелярию.
Тотчас же был произведен обыск в комнате Фегелейна. В ней был найден дорожный чемодан, на дне которого находились два ролика с английскими золотыми монетами, каждый свыше полметра длиной, а также пакеты банкнот в фунтах стерлингов и долларах. Даже беглая оценка показывала, что припрятаны миллионные ценности в валюте неприятеля. (В интересах истории, кстати, упомянем, что этот чемодан с ценностями господ Гиммлера и Фегелейна почти наверняка попал в руки неприятеля во время разграбления имперской канцелярии.)
По приказу Гитлера был создан военный трибунал. Рассмотрев имевшиеся доказательства, трибунал после короткого заседания вынес приговор: расстрел за государственную измену. Фегелейн встретил смертный приговор не моргнув глазом.
Приговор был представлен Гитлеру на утверждение и подпись. Гитлер колебался. Речь шла о человеке, который показал себя с лучшей стороны, будучи на фронте и, кроме того, был женат на сестре женщины, которую Гитлер любил. Он обдумывал возможность замены расстрела посылкой на фронт. Это позволило бы Фегелейну реабилитировать себя.
Но Ева Браун напомнила Адольфу Гитлеру о ночном разговоре, который она за несколько часов перед этим вела с мужем своей сестры. Она обратила внимание Гитлера на то, что Фегелейн и Гиммлер, возможно, замышляли передать его и ее живыми в руки врага. Она не хотела щадить себя и свою семью, ибо закон есть закон.