Вот рассказ Эми Сяо, показывающий Мао в роли пропагандиста:
«Мао не любит длинных речей. Когда он выступает перед бойцами, то говорит десять — пятнадцать минут. Но эти несколько минут производят глубокое впечатление на слушателей.
Однажды Мао присутствовал на докладе политрука роты, длившемся два часа. На следующий день Мао зашел к нему.
— Почему у тебя ноги так искусаны комарами? — спросил Мао.
— Пришлось делать доклад бойцам на открытом воздухе. Долго пришлось говорить.
— Да, ты хорошо говорил. Напомни мне содержание доклада, пожалуйста.
Политрук обрадовался похвале Мао. Он перечислял тезисы доклада, затем остановился:
— Дальше я не помню…
— Вот видишь, ты сам забыл, а каково бойцам запомнить все это? Да ты еще ходил, пока говорил, а они стояли. Как же их-то комары искусали!
Политрук покраснел и больше никогда не делал таких длинных докладов».
Но позвольте, всей китайской Компартии известны и прямо противоположные факты! Эми Сяо мог бы с такой же правдивостью рассказать, что Мао был частенько удивительно разговорчив — и на официальных партийных совещаниях, и при личных встречах. Выступления Мао в Яньани (например, на совещании по вопросам литературы) длились часами, он снова и снова брал слово для реплик, для заключения и т. д. На VII съезде КПК (1945 г.) он выступал с трибуны шесть раз. А в 50-х годах, как мы увидим дальше, он много часов подряд говорил перед партийным активом, часто без подготовки, сумбурно, возвращаясь к теме, отвлекаясь от нее, уходя в воспоминания— личные, литературные и т. д. Но для легенды нужен был образ вдумчивого, значительного, скупого на слова вождя, — и среди масс он старается насадить именно такой свой образ.
Эми Сяо искренне восхищается поведением Мао, его явным интеллектуальным превосходством над политруком роты. Но невольно он выдает затаенный взгляд Мао на самого себя: он не только любит выглядеть мудрым, но и жаждет, чтобы эта мудрость принималась с такой же наивной восторженностью, как в описанном эпизоде. Не случайно Мао лучше всего чувствует себя среди простых крестьян, для которых каждое его слово — прозрение, и так плохо контактирует с интеллигентами, особенно с теми, кто настроен недоверчиво.
Этот бесхитростный эпизод с политруком весьма характерен для зарождающейся вождистскои психологии Мао, где постепенно. оседало соотношение «правитель — народ» (читай — простонародье). Довольно типичная психология полуинтеллигентного человека, который черпает уверенность в себе только при общении с менее образованными и культурными людьми.
Впрочем, и в этом случае можно понять Эми Сяо. Как верный член партии, он считает своим долгом превозносить ее руководителей. Не одного Мао — он также преклоняется перед другим руководителем КПК, крупным полководцем Чжу Дэ. Показательно, что Эми Сяо объединил два названных имени в одной книжке — тогда еще Мао не возвысился над всеми другими деятелями КПК. Мы читаем в книге Эми Сяо такие строки:
«Чжу Дэ жил, как рядовой боец. Одет ои был, как рядовой боец: короткие штаны с обмотками на ногах. Только во время боев его отличал бинокль.
…Да, Чжу Дэ — народный полководец, вождь народных масс. Он никогда себя не афиширует, наоборот, всегда старается не отличаться своей внешностью, видом от командиров, рядовых бойцов, от людей из народа»16.
Заметим, что Эми Сяо рисует Чжу Дэ почти такими же яркими красками, как и Мао Цзэдуна. Для него важны не столько лица, сколько заданность цели — формирование идеологии культа вождя КПК. Он полагал, надо думать, искренне, что это отражало интересы всей партии, поднимало ее авторитет за рубежами Китая, укрепляло единство КПК.
Кто ни одной минуты не питал подобных иллюзий по поводу Мао и чей образ навсегда останется примером политической проницательности и журналистской смелости, так это Петр Парфенович Владимиров.
Начнем с личностной характеристики Мао.
Вот что мы узнаем из книги П. П. Владимирова о человеческих качествах Мао, его привычках, образе жизни, о его отношениях с окружающими.
П. П. Владимиров описывает жилище Мао Цзэдуна в Яньани, которое ныне показывают всем туристам, и свое впечатление от первой встречи с этим человеком. «Это две смежные пещеры, добротно обшитые тесом. В глубине пещеры — письменный стол. На столе несколько книг, кипа бумаг, свечи. Пол выложен кирпичом. Мао Цзэдун сутуловат, глаза окружены морщинками, говорит на грубоватом хунаньском диалекте. В нем чувствуется деревенская натура»17.
Интересно описание поведения Мао во время одного из первых приемов, на котором присутствовал П. П. Владимиров. Мао Цзэдуну подали бутылку голландского джина, в то время как остальных угощали ханжой (гаоляновый самогон). Мао был в поношенном даньи (одежда из хлопчатобумажной ткани типа спецовки). Прихлебывая джин из кружки, которую он держал в руках, и закусывая земляными орешками, Мао обходил гостей, подробно расспрашивая о здоровье. «От выпитого джина Мао Цзэдун раскраснелся, лицо увлажнилось потом. Однако выдержка его не покинула: все то же сознание собственного достоинства»18.
Из рассказа П. П. Владимирова мы узнаем об альянсе Мао — Цзян Цин — Кан Шэн, который сложился уже в Яньани. Кан Шэн — в то время личность не приметная в партии — решил с помощью Цзян Цин укрепить свое влияние на Мао. Ставка на Цзян Цин оправдывается. После того как Цзян Цин выходит замуж за Мао Цзэдуна, происходит духовное сближение Хан Шэна с руководителем ЦК КПК и налаживается действенный контакт между ними. В результате Кан Шэн становится одной из самых заметных фигур в группе Мао.
Несколько слов о том, как состоялся брак Мао и Цзян Цин. Это была четвертая по счету женитьба Мао Цзэдуна. После гибели от руки гоминьдановцев его второй жены — Ян Кайхуэй в 1930 году Мао женился в третий раз на Хэ Цзычжэнь, соратнице по революционной работе.
Цзян Цин — в прошлом театральная актриса — появилась в Яньани в 1938 году. В ту пору ей было 26 лет. Вскоре после приезда она обратила на себя внимание Мао Цзэдуна.
Имеются сведения, что в Политбюро ЦК КПК тогда раздавались голоса против развода Мао Цзэдуна с третьей женой — Хэ Цзычжэнь, которая в то время находилась на лечении в СССР, и особенно против женитьбы на женщине с сомнительной репутацией. Этот вопрос обсуждался даже на заседании Политбюро, однако Мао Цзэдун настоял на своем, заявив, что свою личную жизнь он будет устраивать так, как хочет, несмотря ни на что. Именно Кан Шэн — земляк Цзян Цин — сыграл главную роль в урегулировании этого семейного дела. Он дал на Политбюро поручительство за Цзян Цин и с той поры стал ее доверенным лицом.
