Пока на фланге и в тылу батальона Уральского происходили все эти события, сам батальон вел упорный бой за деревни Слобода и Мары. Особенно трудно пришлось 4-й стрелковой роте. Возглавлял ее старший лейтенант Николай Степанович Марченко - один из лучших наших ротных командиров. Плотно сбитый крепыш с русым чубом, с веселым блеском озороватых глаз - таким запомнился он мне еще по Дальнему Востоку. Его ничто не пугало. "Чего? Ворог? Сомнем, як порося", - говорил он бойцам. И верно, в этот день Марченко шесть раз водил роту в контратаку, опрокидывая эсэсовцев. И сам работал штыком так, что любо-дорого.
Деревня Слобода стала ареной боя. Среди её развалин, во дворах, в садах и огородах, бойцы Марченко сходились с эсэсовцами грудь на грудь. Командир отделения младший сержант Михаил Поликарпович Фомин и красноармеец Яков Егорович Предеин отстреливались из окон дома, окруженного взводом вражеских пехотинцев. Те попытались было ворваться в избу, но наши ребята встретили их в узком коридоре. Предеин стрелял в упор, Фомин колол штыком. Фашисты выбежали на улицу, опять принялись строчить из автоматов, швырять гранаты. Потом, зайдя с огорода, подожгли дом. Огонь охватил крышу, она рухнула внутрь. Эсэсовцы, осмелев, подошли к дому. Им навстречу полетели гранаты, а следом, обожженные, но живые, выскочили два советских воина. Они штыками пробили себе дорогу и соединились с ротой. За мужество и находчивость младший сержант Фомин и красноармеец Предеин были награждены орденом Красного Знамени.
Имена далеко не всех воинов, отличившихся в бою за Слободу, удалось установить. Но мы, ветераны дивизии, всегда их помним, как положено помнить Неизвестного солдата. Помнится, Уральский рассказывал об одном пулеметчике-герое, имя которого осталось неизвестным. А дело было так. Комбат, возглавив резервный взвод, выбивал противника из деревни Слобода, и только тут он обнаружил, что эсэсовцам так и не удалось овладеть всей деревней. На западном ее краю, у насыпи, строчил пулемет "максим". Из-за его щитка навстречу Уральскому поднялся боец с закопченным лицом.
- Молодчина! - крикнул комбат.
- Служу Советскому Союзу! - ответил тот. Потом эсэсовцы опять окружили деревню, пустили вперед танки. Нашему взводу пришлось отходить.
- Я прикрою, - вызвался все тот же пулеметчик.
И он прикрыл. В вечерних сумерках еще долго стучали короткие очереди его "максима".
В этом же бою на глазах у бойцов 5-й роты геройски погиб неизвестный политрук - возможно, из соседнего 258-го полка. Ценой своей жизни он гранатами подорвал немецкий танк - один из двенадцати, потерянных противником на участке батальона.
Прорыв противника на правом фланге дивизии, трудная борьба за Слободу и Мары, естественно, отражались на положении дел в центре наших боевых порядков, на федчинском плацдарме. Далеко выдвинутый вперед, тупым клином врезавшийся в северо-восточную окраину села Михайловское, плацдарм оказался теперь под угрозой: находившиеся здесь три батальона в первом эшелоне и два во втором могли быть обойдены фашистами со стороны Слободы.
Дивизия - хотели мы того или не хотели - вела напряженнейший оборонительный бой, а построение ее боевых порядков оставалось прежнее, наступательное, принятое еще четыре дня назад. Следовательно, форма уже перестала соответствовать реальному содержанию боя. К тому же отход соседних дивизий не позволял надеяться на изменение обстановки к лучшему. Поэтому целесообразно было стянуть части в кулак, уплотнить оборону по Озерне, создать резервы для отражения фланговых атак противника.
Это решение надо было доложить командарму, но связь с КП армии оказалась потерянной. Удалось переговорить лишь с командиром 18-й дивизии. Чернышев сообщил, что штаб армии переместился ближе к правому флангу, где создалась тяжелая обстановка: фашистские танковые дивизии прорвали фронт и устремились на Клин и Солнечногорск.
Ждать нам нельзя было ни минуты. Это тот случай, когда промедление смерти подобно. Приняв решение, я тут же стал проводить его в жизнь. Прежде всего позвонил командиру 40-го полка, приказал вывести оба батальона из Михайловского и занять оборону по Озерне, сменив у деревни Городище 258-й полк Суханова. Суханову приказал сдвинуть полк влево, а 3-м батальоном удерживать Федчино.
Связываюсь с командирами 210-го гаубичного и 159-го легкого артполков Ф. М. Осипычевым и И. Д. Жилиным. У них теперь очень ответственная задача маневрируя огнем, надежно прикрыть перегруппировку стрелковых частей.
Работники штаба и политотдела разъезжались по частям - надо было на месте помочь командирам осуществить намеченную перегруппировку.
- Еду в сороковой полк, - говорит Бронников. - Там, пожалуй, всего труднее.
- Верно, комиссар.
Отвод батальонов 40-го полка из Михайловского в Федчино и далее на восточный берег Озерны проходил при непрерывных атаках противника. Всю тяжесть боя на плацдарме приняли на себя 1-й батальон 258-го полка, возглавляемый Романовым, и противотанковый дивизион Михайлова. Это были опаснейшие часы, но стрелки и артиллеристы выстояли. Казалось, нам уже удалось произвести перегруппировку. Суханов доложил:
- У Федчино - полный порядок. У Городища Коновалов сменил мой второй батальон.
Но именно в этот момент, когда Коновалов отвел свой 40-й полк за Озерну, к деревне Городище, фашисты нанесли новый и очень сильный удар. Их танки и автоматчики ворвались в Городище. Здесь опять я должен сказать о неизвестных солдатах, чья беспримерная стойкость помогла нам в критической ситуации. О них, о героях 40-го полка, с честью павших за Родину, и по сей день рассказывают старики из деревни Городище.
Вспоминают они двух молоденьких лейтенантов, долго державших оборону за околицей. Окруженные фашистами, они винтовочными выстрелами отвечали на крики "Рус, сдавайся!". А когда кончились патроны, лейтенанты встали из окопчика и со штыками наперевес пошли в последнюю контратаку. Один тяжело хромал: видимо, был ранен; другой высоким голосом пел "Интернационал". Фашисты открыли огонь. Так ушли в свое бессмертие, в народную память два гордых лейтенанта.
На другом конце деревни сражался красноармеец с трофейным автоматом. Деревенские мальчишки, высунувшись из погреба (изба над ним была снесена артогнем), кричали: "Дяденька, уходи скорей! Вон тем овражком. Там наши!" Он только рукой махнул. Не ушел. А когда набежали эсэсовцы, красноармеец взорвал гранатой и себя, и вражеских солдат.
Фашистам удалось захватить деревню, однако продержались они в ней не более часа. Командир 1-го батальона капитан Глухов организовал контратаку, ведущую роль в которой сыграла 2-я стрелковая рота. К этому времени ее командный состав выбыл из строя, и роту возглавил инструктор пропаганды 40-го полка политрук И. А. Романенко. Иван Андреевич прибыл в дивизию незадолго до ее отправки на фронт, но уже успел зарекомендовать себя с самой лучшей стороны. Это был страстный агитатор и бесстрашный воин. В первом же бою 40-го полка на Озерне Романенко участвовал в атаке, был легко ранен. А теперь, собрав бойцов 2-й роты, он повел их за собой на Городище. Эсэсовцы были выбиты из деревни. Закрепившись, рота отбила еще несколько вражеских атак. Романенко получил два тяжелых ранения, но продолжал руководить боем, пока его не заменил другой политработник - секретарь партбюро полка Андрей Исаевич Шахов.
