Папа, сидевший верхом на иноходце в серебряной узде, был защищен от солнца балдахином с желтыми и красными полосами, которые несли представители римской знати, а кардиналы Пикколомини и Риарио поддерживали тяжелую мантию из парчи, шитую золотом и усыпанную драгоценными камнями. Микеле Ферреро, ученик Помпония Лета, оставил нам портрет папы.
Его Святейшество садится на белого как снег коня, его чело ясно, блеск его величия поражает, как молния, он благословляет народ, приветствующий его радостными возгласами. Его присутствие наполняет сердца радостью и предчувствием счастья. Как спокойны его движения, как благородны его черты, сколько великодушия в его взоре, как царственно высока его фигура, внушающая еще большее к нему почтение.
Александр VI умел нравиться. К этому располагала его величественная внешность, не оставлявшая народ равнодушным… «Самой Клеопатре, — отмечал один летописец, — Антоний не оказывал таких почестей… Это зрелище достойно античных празднеств, когда вакханки шли впереди Бахуса».
На протяжении шести километров ковры и гобелены с гербом Борджа украшали дома, повсюду возвышались триумфальные арки, одна из них воспроизводила Константинову арку; дворяне соорудили перед своими домами декорации, приводимые в движение машинами; девушки читали стихи и бросали букеты, актерские труппы на папертях церквей играли пантомимы, прославляющие божество в образе быка: «Да здравствует божественный бык! Да здравствует Борджа!» На пути следования процессии один протонотарий поднял хоругвь, на которой была начертана следующая надпись: «Рим вознесся при Цезаре, теперь он еще более велик под скипетром Александра, Цезарь был человек, а он — бог». Со времен римских императоров никогда еще столь густая толпа не наводняла Вечный город. Громоподобные выстрелы из пищалей в замке Святого Ангела, где на башнях виднелось множество людей, дым от фейерверков, тяжелая безветренная жара, облака такой густой пыли, что «воздуха было не видно, многим казалось, будто они ослепли или их оглушили», мошки, роившиеся вокруг лошадей и мулов, духота от скопления людей — многие от этого падали в обморок или чувствовали недомогание.
Когда к подножию замка Святого Ангела принесли тору, положенную на пюпитр и окруженную свечами, Александр VI поклонился ей. Он заявил, что одобряет Закон, однако порицает толкование, которое дают ему раввины, и тем не менее подтверждает свое разрешение евреям проживать в Риме.
Прибыв в Латеран, где его встретил капитул, римский папа, почувствовав себя плохо, упал на руки кардинала Риарио. На какое-то мгновение окружающие подумали было, что он не замедлит присоединиться к своему предшественнику, Иннокентию VIII. Однако распорядитель церемоний, освободив его от тройной короны, щедро окропил его водой, и папа пришел в себя.
Наступала ночь, однако Рим был освещен a giorno и ликование не ослабевало. Ватикан охранялся рыцарями, а пешие стражники с факелами создавали эффект огненной короны городу. Сияющий Рим казался всем очевидцам новым созвездием, сошедшим с небес, божественным посланием, адресованным наследнику святого Петра, двести восемнадцатому папе.
Глава V
ДЖОВАННИ СФОРЦА. БРАК РАДИ ПОЛИТИКИ
Лукреции, до сих пор бывшей всего лишь почетной зрительницей, вскоре предстояло играть главную роль. Чтобы укрепить положение семьи Борджа, Александр VI старался как можно лучше пристроить своих детей; что касается Хуана, то его, помолвленного с двоюродной сестрой короля Испании, казалось, ожидало самое прекрасное будущее. Теперь стоял вопрос о том, чтобы выбрать Лукреции супруга, достойного ее и ее отца, а для этого надо было разорвать помолвку с доном Гаспаро де Прочида и, подчиняясь требованиям политической ситуации, выступить в союзе с Лодовико Моро против неаполитанского владычества. Осенью 1492 года сын Иннокентия VIII Франческо Чибо продал города и территории, которыми он владел к северу от Рима в районе Витербо и Браччано, Вирджинио Орсини, главнокомандующему войсками Ферранте Неаполитанского. Итак, последний не сдержал обещаний, данных Ватикану полутора годами ранее, при заключении брака между его внуком Людовиком Арагонским и внучкой Иннокентия VIII, и теперь возникла реальная угроза того, что Рим окажется в его власти, равно как и во власти кардинала делла Ровере, служившего посредником при покупке земель. Кардинал, будучи заклятым врагом дома Борджа (став папой под именем Юлия TÏ, он дойдет до того, что отлучит от Церкви Лукрецию и ее третьего супруга, герцога Феррарского), несмотря на свою преданность королю Франции, не пренебрег щедротами, коими осыпал его Александр VI при избрании, а именно: сан каноника во Франции, судейские посты, а также аббатство Комалдони в СанБартоломео-д'Ареццо, пост настоятеля монастыря Святого Юбера в Арденнах, аббатство в Риё, должность папского легата в Авиньоне, крепость Рончильоне, которая возвышалась над Римом и позволяла держать под контролем территорию Ватикана. Поэтому в присутствии всей консистории Александр VI живо выразил свое негодование и беспокойство, публично порицая кардинала-посредника.
Новый вице-канцлер Асканио Сфорца, брат Лодовико Моро, желавший разыграть миланскую карту против неаполитанской, начал с того, что предложил папе в женихи для его дочери одного из своих племянников, Джованни Сфорца. Александр VI, оказавшийся во главе одного из четырех наиболее мощных государств Италии — наряду с Неаполитанским королевством, Миланским герцогством и Венецианской республикой, — полагал, что он обязан устроить брак Лукреции с максимальной выгодой для Папского государства, теснимого как с севера, так и с юга. Он хотел быть в равной степени политиком и верховным пастырем. В какой-то мере он считал себя наследником императора Августа и мечтал стать Господином мира. В 1414 году один оратор на Констанцском соборе заявил: «Когда-то я считал, что имело бы смысл полностью отделить церковную власть от мирских дел, однако с тех пор я понял, что добродетель без власти смешна».
Несколькими месяцами ранее, 26 августа 1492 года в Милане Лодовико Моро по совету своего брата Асканио Сфорца, чтобы подольститься к Александру VI, устроил публичные празднества в честь избрания нового папы и украсил эмблему Борджа быком, пасущимся как на земле, так и на небе. Теперь он считал себя «наполовину папой». В Ватикане кардинал Сфорца постепенно, используя свое положение, обязывающее заботиться о понтифике и отвращать возможные угрозы, то есть различные предложения о браке, писал: «Здесь многие желают породниться с папой через его дочь, многим была дана надежда, сам неаполитанский король к тому стремится». Семнадцатилетняя Беатриче д'Эсте, дочь Эркуле, герцога Феррарского, и супруга Лодовико, вынашивала самые честолюбивые планы. Пуская в ход свою красоту и ум, она ловко способствовала ослаблению позиций Неаполитанского королевства. Потому-то она, даже не зная Лукреции, побуждала Асканио начать переговоры относительно союза с его племянником.
