– Не надо!
Горничная исчезла. Поклонники Крапивина молчали. Внезапно, красный, как знамя революции, Миша вскочил:
– Это форменный беспорядок! – заявил он. – Вторая ложечка необходима! – с этими словами он бросился вон из комнаты.
N расслабился. Выпил рюмашку, закусил кусочком лимона. Посидел так еще несколько минут и вдруг подумал: «А ведь трахнут. Допьюсь и не замечу!» Перепугавшись, он опрометью выскочил из пустой комнаты и прибежал к нам.
Мы долго ржали над этой его историей, а затем он сказал нескольким бедным фэнам, что в комнате такой-то сидит некто Миша с огромной бутылкой водки, и ждет кого-нибудь, кто развеет ему скуку. Фэны ринулись туда.
Ночью я видел Мишу пьяным до невменяемости. Он шел за коренастым бородатым Леней Кудрявцевым[7], делая хватательные движения руками. Леня, опасливо оглядываясь, соблюдал дистанцию.
Утром ученик голубого писца выписался из гостиницы, и больше его никто не видел. Видать отбыл на свою звероферму.
Справедливости ради надо сказать, что с ориентацией у Владислава Крапивина все в полнейшем порядке, и если отморозок Миша действительно на что-то намекал, и это не плод серегиной неуемной фантазии, то он однозначно врал.
«Такая корова нужна самому…»
Как-то летним вечером я пришел к неженатому тогда еще Косте Попову, и мы с ним немного выпили. Потом ещё. И ещё… И так мы пили несколько часов. Разомлев, я завел с ним житейский разговор:
– Костя, ты же классный парень: умный, красивый, все у тебя есть. Что ж ты такой одинокий?..
– Да, я одинокий, – сокрушенно согласился со мной Костя.
– Слушай, – предложил я, – а давай, я тебя с кем-нибудь познакомлю. С какой-нибудь классной девчонкой.
– Давай, – обрадовался Костя.
Я открыл свою записную книжку и стал вслух читать фамилии знакомых девушек, сопровождая чтение комментариями. Дошел до фамилии «Поцелуева».
– Стоп! – выкрикнул Костя. – Классная фамилия. Я согласен.
Мы собрались и пошли к Инне Поцелуевой, девятнадцатилетней девушке, с которой я был едва знаком. Времени было часа три ночи. По дороге мы прикупили сухого вина. Бутылок пять.
Приперлись к Инне и позвонили.
– Кто там?! – спросила она через дверь своим низким хрипловатым голосом.
– Это Юлий, – ответил я.
– Юлий, ты что, очумел?! – пробасила она. – Ты знаешь, который час?!
– Знаю, – признался я. – Но у меня уважительная причина. Я привел к тебе мужчину по имени Константин. Я хочу, чтобы вы познакомились, а в последствии – поженились.
Заинтригованная Инна открыла. Дома она была одна, заспанная и злая. Скептически осмотрела Костю. Тот смущенно улыбался.
– Ну ладно, проходите, – махнула она рукой.
Мы стали пить втроем, а я, как заправский сват, стал рассказывать Инне, какой Костя славный малый, припоминая наши студенческие годы. И длилось это часа два. Потом еще часа два я рассказывал Косте, какая славная дивчина Инна, опираясь единственно на визуальный ряд.
Костя захотел в туалет и вышел. А я вдруг заявил:
– Слушай Инна, я вот про тебя Косте рассказываю, а сам думаю: зачем я его привел? Раз ты такая классная, я лучше сам на тебе женюсь, а?
– Ты это серьезно?
– Конечно.
– Когда?
– Да сейчас. Мне только переодеться надо. И как раз загс откроется.
И мы пошли ко мне.
Костя потом рассказывал, что он просто осатанел, когда вышел из сортира и обнаружил, что он в доме один да к тому же еще и заперт снаружи. Повозмущавшись, но не найдя сочувствия, он лег спать.
А мы с Инной пришли ко мне, я переоделся, и мы двинули в загс. По дороге мы обсуждали различные аспекты назревшей ситуации. Например, мы однозначно решили, что трахаться до свадьбы не будем. Она знала кое-что о моих похождениях, я – об ее, и мы решили, что на этот раз у нас все должно быть по-особенному.
В загсе оказалось, что нет тетеньки, которая принимает заявления, а есть только та, которая разводит. Так что заявление у нас не взяли. Но мы договорились всем говорить, что заявление уже подали. Все равно же подадим. Еще мы заплатили госпошлину.
Вернулись к Инне домой. Разбудили Костю и сообщили ему о нашей помолвке.
– Эх ты, – укоризненно протянул он. – Тоже мне, познакомил, называется…
Потом мы три дня отмечали нашу помолвку. Но подать заявление почему-то так и не сходили. У меня раскалился телефон от поздравлений. Третий день мы проводили с Инной в кафе «Фокус», где свой прощальный концерт играл музыкант Коля Федяев – он навсегда уезжал в Новую Зеландию.
Так как все Колины гости были и моими знакомыми, пили по двум поводам: Колин отъезд и наша с Инной помолвка. Все эти три дня мы были с ней неразлучны, что-то обсуждали, ходили в гости, даже целовались. Но не более. Тут вдруг я, в какой уже раз взглянув на нее, спросил, сам не знаю, почему:
– Слушай, Инна. Знаешь, о чем я подумал? Может, нам все-таки не жениться? А?
Инна, до того какая-то напряженная, сразу расслабилась и, облегченно вздохнув, сказала:
– Как хорошо, что это ты предложил! А я все время об этом думаю. Ну, зачем нам жениться, нам же и так хорошо?
Мы страшно обрадовались, и еще дня три праздновали счастливое расторжение помолвки.
Эдик Геворкян[8] в фильме «9,5 лет»
Мы ехали «пьяным вагоном»[9] из Москвы в Питер на «Интерпресс». Я достал баночку каперсов и предложил их сидящим в моем купе. Одни знали, что это такое и с удовольствием угостились, другие первый раз их видели и с интересом пробовали. Эдик же Геворкян сказал:
– Нет, нет, я каперсы не буду. Я до девяти с половиной лет жил в Армении, меня там закормили этими каперсами – и вареными, и солеными, и маринованными, и не знаю еще какими. Так что я после этого на них вообще смотреть не могу…
Выйдя в тамбур покурить, я зачем-то рассказал об этом стоящим там.
– Странно, – сказал Лукьяненко. – А я его коньяком хотел угостить, и он сказал, что после Армении он коньяк не пьет и предпочитает водку…
– Но ведь он жил там до девяти с половиной лет! – изумился я.
Тут в разговор вмешался Саша Громов[10]:
– Я минут двадцать назад Эдику сказал, мол, красивая, все-таки, женщина Марина Дяченко[11], а он мне ответил, что она чем-то напоминает ему армянку, а такой тип женщин ему приелся еще в Армении.
Мы озадаченно переглянулись.
Вскоре было решено писать сценарий фильма «Девять с половиной лет», в котором юный Эдик Геворкян хлещет коньяк, закусывает каперсами и трахает армянских женщин.
Эта загадочная история целый год гуляла в массах, пока не дошла до Эдика. И он (какая жалость!) все разъяснил. Оказывается, я не расслышал. Оказывается, в Армении он жил до двадцати девяти с половиной лет.
