Только к весне новая батарея была обучена и достаточно сколочена. Она стала единой дружной семьей. У нас был даже свой девиз: "Учиться - так учиться, нести службу - так нести ее по-настоящему, работать - так работать, а веселиться - так веселиться всем, скучных нам не надо!"
Мы действительно учились, а в свободные часы умели и повеселиться.
Не раз командование устраивало учебные тревоги и проверяло нашу боевую готовность. Однажды после напряженного учебного дня я отдыхал дома, когда услышал сильный стук в окно. Выглянул и первое что увидел - красивую голову моего скакуна Аполлона. В поводу его держал ординарец Ахметов. Встревоженный до крайности, он выпалил:
- Товарищ командир, скорей в батарею! Приехал большой начальник, объявил тревогу, ругается и шумит...
Когда я галопом прискакал на батарею, она была уже построена в конном строю. Командир взвода Корольков, бывший фейерверкер царской армии, заканчивал заполнение бланка строевой записки. Он доложил мне о полной готовности. Выхватив у него записку, я поскакал к группе командиров, среди которых узнал инспектора артиллерии фронта.
Выслушав мой доклад, Садлуцкий посмотрел на часы, приказал своему адъютанту записать время и поставил задачу батарее: как можно быстрее прибыть на площадь против горисполкома.
Стало понятно: предстоит испытание на быстроту. Батарея помчалась переменным аллюром.
Впереди был крутой спуск и не менее крутой подъем. Но вот беда - батареи все еще не получили из Смоленска съемные тормоза, а без них спускаться с кручи невозможно: орудия обязательно стали бы накатываться, и могло случиться несчастье.
Батарея остановилась. Надо было быстро принять решение. Тогда мы разобрали ближайший забор и вложили колья и доски между спицами колес. Это нехитрое приспособление помогло нам провезти под гору наши орудия. А подъем преодолевать уже было легче: бойцы научились так управлять лошадьми, чтобы нагрузка равномерно падала на коренников и на уносы.
Мы галопом прискакали на площадь и оказались первыми. Встретивший нас незнакомый командир записал время нашего прибытия, приказал спешиться и ждать приезда начальства.
Когда на площадь приехал Садлуцкий, мы провели конно-батарейное учение. Инспектор артиллерии остался доволен и объявил личному составу благодарность за отличную боевую готовность батареи.
На обратном пути мы остановились у поломанного нами забора, попросили хозяина извинить нас и пообещали починить забор. Но хозяин оказался бывшим конным артиллеристом.
- Ничего не надо, сам все сделаю,- сказал он.- Я рад, что мой забор такую хорошую службу вам сослужил. А ловко вы со спуском управились, любо-дорого смотреть было!
Пока хозяин восторгался нашей выучкой и находчивостью, красноармейцы быстро поправили забор.
Летом наши дивизионы были расформированы: их сменили артиллерийские подразделения 27-й Омской стрелковой дивизии. Жаль было расставаться с друзьями, но что поделаешь!
Меня назначили командиром гаубичной батареи Омской дивизии. Батарея оказалась неплохой, я быстро подружился с ее командирами и красноармейцами.
Осенью батарея в полном составе была направлена в Смоленск. Она вошла в состав особого учебного опытного отряда (две стрелковые роты, пулеметная рота, кавэскадрон, батарея, инженерная рота), который экспериментально отрабатывал новую форму войсковой организации, получившую название "огневая рота".
Начались длительные учения. Я получил возможность присутствовать на разборах и совещаниях, которые проводил командующий Западным фронтом М. Н. Тухачевский. Это было большой теоретической и практической школой.
Весной 1923 года батарею направили в Лужский лагерь для обслуживания стрельб Высшей артиллерийской школы комсостава.
Жизнь в Луге была очень интересной. Мы выходили на полевые занятия вместе со слушателями школы, которые проводили многочисленные стрельбы под руководством сильных, отлично подготовленных преподавателей. Бывало, внимательно следишь за ходом стрельбы, ее разбором и столько полезного почерпнешь из указаний преподавателя. Как мне хотелось самому поучиться в этой школе!
Летом из Москвы приехала комиссия крупных специалистов артиллерии для отработки стрельб с участием самолета-корректировщика. В этих стрельбах участвовала наша батарея. Мы отрабатывали различные приемы корректировки артиллерийского огня с воздуха. Стрельбы проводились утром и вечером.
Методы, которые испытывались в то лето, были подробно изложены в специальном наставлении артиллерии Красной Армии, а некоторые нашли применение даже в годы Великой Отечественной войны.
В свободные часы я снова, как в ранней юности, бродил по лужским лесам, охотился на глухарей и тетеревов. По-прежнему увлекался конным спортом и футболом. Закалился, окреп. Моему здоровью и силе теперь многие могли позавидовать. А ведь еще совсем недавно считали инвалидом, не годным для службы в армии!
К осени батарея вернулась в свою дивизию. И тут меня ожидала радость: предложили держать экзамены в ту самую артиллерийскую школу, которую мы обслуживали летом.
Вступительные экзамены длились почти целый месяц. Выдержал я их неплохо, и только по топографии не повезло: получил неудовлетворительную оценку не столько за пробелы в знаниях, сколько за попытку поспорить с экзаменатором. Пережил томительные дни, пока решалась моя судьба. Нечего и говорить о радости, которую я испытал, когда увидел свою фамилию в списке слушателей Высшей артиллерийской школы.
Зимой школа квартировала в Детском Селе, под Ленинградом. Изредка я смог бывать в родном городе, навещать отца и друзей. С первых же дней с жаром взялся за учебу, до поздней ночи сидел за книгами, чертежами и топографическими картами.
Занимались снами опытнейшие преподаватели, крупные знатоки артиллерии. Каждый час занятий давал очень много. Наряду с военными дисциплинами мы с увлечением изучали историю партии, политическую экономию и партийно-политическую работу. Я прочитал первый том "Капитала" Маркса и много ленинских работ.
Наша учебная группа, состоявшая в большинстве из командиров батарей, была дружная, организованная, спаянная настоящим товариществом. Это делало учебу еще более плодотворной.
А летом я снова оказался в Луге. На хорошо знакомом мне полигоне мы проходили летнюю практику. Батарейные стрельбы проводились двух видов: методические, с разбором каждого выстрела (их слушатели называли "разговорными"), и боевые, с учетом времени и расхода снарядов в зависимости от характера поражавшихся целей. Каждому слушателю на летнюю практику отпускалось 200 снарядов разных калибров. А мне повезло - привлекли на большое артиллерийское учение в качестве командира батареи, действующей с ротой в головной походной заставе. Посредником был наш преподаватель В. В. Муев. Все стрельбы прошли под его придирчивым контролем, и каждая была тщательно разобрана.
