Но Екатерина Алексеевна Фурцева с удовольствием продолжала открывать для себя мир. Даже для секретаря ЦК поездка была редкостью. А Министр культуры же обязана была путешествовать по миру в силу прямых профессиональных обязанностей. Немудрено, что за границей женщина-министр особенно вызывала большой интерес.
И, несмотря на всевозможные чистки политического аппарата и другие перестановки в кадрах, в руках министра культуры все-таки была немалая власть. Но каждое принятое решение могло таить в себе угрозу для карьеры не только Екатерины Алексеевны, но и других политических и творческих деятелей искусства. Идеологическая ситуация в стране, атмосфера запретов практически ставила крест на всем, что хоть как-то отступало от генеральной линии. Система строилась таким образом, что в интересах Фурцевой было, скорее, запретить, а не разрешить жизнь какого-либо проекта, потому что за удачный спектакль похвала, как это бывало, доставалась режиссеру или артисту. А за «ошибки» отвечала только Фурцева.
Желающих запретить было множество, а брать на себя ответственность и разрешать никто, конечно же, не хотел. Иногда Екатерина Алексеевна шла наперекор цензуре, брала ответственность на себя. Но чаще, разумеется, по роду своей должности, должна была мешать появлению на сцене того, что считалось недозволенным. А не дозволялось в те времена очень многое. Но Фурцева ничего не боялась, умела рисковать.
Помимо партийных установок она часто руководствовалась личными симпатиями и антипатиями.
Екатерина Алексеевна неоднократно прикрывала спину Олега Ефремова. Он, будучи грешен, как и многие артисты, иногда позволял себе отклонения от норм в употреблении алкоголя. Часто бывал просто на грани фола. Фурцева не раз отводила от него беду. А в 1970 году его назначили главным режиссером Московского Художественного театра. Разумеется, при поддержке Фурцевой. Кто-то ведь должен был за него поручиться, а это было весьма не просто. Борьба между городским комитетом партии и Министерством культуры была очень жесткой. Одна деятельница Московского горкома даже хотела сдать Олега, предъявив доказательства его «болезни». В качестве союзника она выбрала Олега Табакова, обратившись к нему с таким предложением. А Табаков, в свою очередь, позвонил Екатерине Алексеевне и рассказал об этом. На что она ответила:
– Ты послал ее?
– Да! – ответил он.
– Вот так и надо! – отчеканила Екатерина Великая.
И нужно сказать, она успела увидеть правильность своего решения – первые десятилетия деятельности Олега Ефремова были чрезвычайно активными, интересными, разнообразными. Он привлек по тем временам едва ли не самую лучшую труппу в Советском Союзе: Смоктуновский, Евстигнеев. И самая интересная, гонимая и преследуемая режиссура в лице Льва Додина и Камы Гинкаса – тоже была его рук дело. Решиться на это надо было! Конечно, если бы у Олега не было поддержки Екатерины Алексеевны, вряд ли бы у МХАТа была такая история. И все это делала женщина – слабая, хрупкая и ранимая женщина!
А Табакову было всего 35 лет, когда его назначили директором театра «Современник». Как? Не без ведения Фурцевой, конечно. Кроме того, Екатерина Алексеевна очень симпатизировала и Галине Волчек. Она, еврейка, беспартийная, женщина, все-таки была утверждена на должность главного режиссера «Современника». Опять-таки не без помощи Екатерины Алексеевны. Если человек вызывал у нее доверие, его национальность, партийность, возраст, пол не были важны. Екатерина Алексеевна довольно круто умела брать руль на себя. При этом она была веселым, лукавым человеком, но не хитрым.
Существует еще одна история, связанная с восторженными воспоминаниями о потрясающей деятельности Фурцевой.
Когда «Современник» хотели закрыть, никто не смел высказаться против. И вот когда Екатерина Фурцева вернулась из поездки, она вызвала к себе Игоря Квашу, Галину Волчек, Нину Дорошину и Олега Ефремова. Имея известность резкого человека, она с самого начала разговора всех удивила:
– А, это вы Ефремов? Как же, как же, я вас знаю. Мы с вами встречались на пленумах райкома!
Она была первым секретарем Фрунзенского райкома, а Олег – секретарем комсомольской организации Детского театра в этом же районе. Далее разговор был жестким: «надо закрывать театр, вы делаете, черт знает что».
А молодые артисты сидели и смотрели на нее с равнодушными лицами – все равно же закроют. Они отвечали ей разве что только «да» или «нет» и чуть ли не орали на нее. Молодые были, да и терять им было нечего! На подобное поведение Фурцева отреагировала совершенно спокойно, хотя с ней никто еще так не разговаривал. И вдруг она резко сменила тон разговора:
– Вот вы сделали спектакль «Взломщики тишины» о старых большевиках. А вы знаете, сколько их осталось? – сказав это, у нее на глаза навернулись слезы. – Их всего четыре с половиной тысячи. Ребята, а как вы их порочите?
В этот момент она уже утирала слезы, настоящие!
Все, наверное, полагали, что Екатерина Алексеевна наорет на них, они, конечно же, ее испугаются, а потом получат новое здание. А тут разговор пошел совершенно другой – ласковый, со слезами, с каким-то проникновением:
– Мы вам даем здание на площади Маяковского, но мы вас просим все-таки учесть наши порядки, учесть, какая сложная обстановка в стране!
И театр не закрыли! А спектакль шел без цензуры! По тем временам это было поистине невиданным действом! В зрительном зале театра «Современник» не было ни одного свободного места. Фурцева не дрогнула и не пошла против своих убеждений.
Позже Олег Ефремов, у которого с министром культуры были дружеские отношения, перешел во МХАТ руководителем. Ему было сказано сверху: «Надо возрождать МХАТ. Больше некому, давай ты. Ты сам мхатовец». И он не мог отказаться. Это было задание государственной важности, и актер должен был подчиниться партийной дисциплине, но делал это он неохотно. И «Современнику» предложили влиться в коллектив МХАТа. Отдали филиал МХАТа на улице Москвина. Но на собрании в «Современнике» решили, что не хотят они быть филиалом, и отказались пойти за Олегом.
В 1971 году вслед за Олегом Ефремовым, в труппу МХАТа перешел Евгений Евстигнеев. Фурцева уговаривала его согласиться – хотя она и руководила культурой и у нее была неограниченная власть, все вопросы она пыталась решать дипломатично. Евгения Евстигнеева она уговаривала – обещала зарплату большую и роль Ленина. И он сдался.
Но позже, во МХАТе у Олега Николаевича не все пошло гладко. Он хотел реформировать его, сократить труппу. Но ему не позволили. По сути, это стало причиной разделения МХАТа. Хотя сам Олег Ефремов был человеком неконфликтным. Однажды, на одном из приемов, он, подвыпивший, подошел к Фурцевой и заявил:
