Там, где позволяли условия местности, румынских егерей поддерживали немецкие танки, а с воздуха - крупные силы авиации.
Но быстрого продвижения не получилось. Части нашей 216-й стрелковой дивизии и недавно сформированной 2-й бригады морской пехоты с каждым часом усиливали сопротивление. Потери противника росли, а продвинулся он всего на шесть километров. Тем временем к району боя скрытно подтягивались новые наши части.
К вечеру наступление румынских егерей на большинстве участков было остановлено.
В конце дня 24 сентября А. А. Гречко провел заседание Военного совета. Оно продолжалось всего несколько минут. Командующий поставил задачу: к исходу 26 сентября разгромить вклинившуюся вражескую группировку и на фронте 216-й стрелковой дивизии восстановить прежнее положение.
Пока шли оборонительные бои, я вместе со своим помощником по комсомольской работе П. И. Кузнецовым, которому только что присвоили звание батальонного комиссара, побывал в частях и подразделениях, сосредоточенных у станицы Шапсугской и поселка Эриванского. Всюду чувствовался подъем, настроение у стрелков, артиллеристов, минометчиков, морских пехотинцев было боевое. Им еще не говорили о готовящемся контрударе, но все были уверены, что скоро наступит перелом в событиях.
Собственно, догадаться об этом было нетрудно и по усиленному подвозу боеприпасов, и по сосредоточению артиллерии, и, конечно, по содержанию партийно-политической работы. В докладах старших командиров и политработников, в беседах ротных и взводных агитаторов все чаще звучали желанные слова: "наступление", "контрудар", "разгром врага".
Вместе с начальником политотдела 77-й стрелковой дивизии батальонным комиссаром Усейном Джавадовым зашли в одну из ротных землянок. Там отдыхали несколько бойцов и младших командиров.
- Как дела? Как настроение? - спросил я.
Все повернули головы в сторону рослого, уже немолодого человека с пышными рыжеватыми усами. Он быстро встал, старательно одернул гимнастерку, представился: сержант Рудный.
- Дела идут нормально, товарищ полковой комиссар. И настроение неплохое, потому как готовимся к наступлению. Пора гнать немца с нашей земли.
- Вы говорите, готовитесь к наступлению, но ведь пока наступает противник.
- Оно, конечно, так, товарищ полковой комиссар. Пока наступает фашист. Но как только он малость повыдохнется, ударим мы.
- Откуда вам это известно? Может, придется обороняться, а не наступать? Нужно быть готовым ко всему.
- Это нам ведомо. Но уж очень надоело обороняться. Сейчас все только и думают, только и говорят о наступлении.
- Кто, например, говорит?
- Все, товарищ полковой комиссар. Спросите любого бойца моего отделения. Нам, конечно, никто не докладывал, почему нас срочно перебросили сюда, в поселок Эриванский, и почему мы вторые сутки не воюем, вроде на отдыхе, на курорте прохлаждаемся. Но мы и сами сметку имеем. Я, к примеру, так своим умом прикидываю: начальство ждет, пока немец ослабеет, а потом уж и мы в дело вступим, чтобы добить его, проклятого, и вперед двинуться.
И так рассуждал, так думал не один сержант С. П. Рудный.
Тон в наступательной пропаганде и агитации задавали лекторы и агитаторы политотдела армии, в частности М. С. Григорович, А. А. Гречухин и другие. Перед выездом в войска политотдельцы получили указание развивать у людей наступательный порыв и оказывать в этом отношении помощь командирам и политработникам. Соответствующее указание было дано и начальникам политорганов.
В ночь на 25 сентября в большинстве подразделений, сконцентрированных в районах поселка Эриванского и станицы Шапсугской, состоялись партийные и комсомольские собрания, а затем и митинги, на которых было объявлено о предстоящем контрударе наших войск. Такие же митинги и собрания прошли в оборонявшихся подразделениях 216-й стрелковой дивизии и 2-й бригады морской пехоты. Выступая на них, бойцы и командиры, в первую очередь коммунисты и комсомольцы, клялись драться с врагом до последнего дыхания. Многие брали на себя конкретные обязательства. Например, уничтожить вражеский пулеметный расчет, подорвать или разбить автомашину, бронетранспортер, истребить столько-то захватчиков.
Мне в ту ночь пришлось выступать на нескольких красноармейских митингах в подразделениях 77-й стрелковой дивизии. А незадолго до рассвета мы с Джавадовым отправились на дивизионный командный пункт.
Утро было хмурым. Долины густо заволокло туманом.
- Это здорово, что туман, - говорил мне по пути на КП Джавадов. Немцы, понимаешь, не ждут нашей атаки. Значит, можно ближе к ним подобраться. Выигрыш? Да! И еще какой! В горах трудно, понимаешь, бежать: кустарник, трава, камни. Вот мы и подберемся поближе заранее, до начала атаки. Туман нам в этом поможет.
На командном пункте царило оживление. Военком дивизии Александр Дмитриевич Ульянов громко разговаривал по телефону, еще и еще раз напоминая о необходимости беречь людей, не лезть зря на рожон, действовать смело, но осмотрительно, своевременно эвакуировать в тыл раненых.
Командир дивизии полковник Ефим Ефремович Кабанов сидел за сколоченным из шершавых досок столом, хмуря брови, делал какие-то пометки на карте. До начала контрудара оставалось еще часа полтора. К комдиву то и дело обращались офицеры: что-то согласовывали, уточняли, выясняли. Хотя, вероятно, все уже было продумано и проверено десятки раз, комдив тем не менее внимательно выслушивал каждого, отдавал необходимые распоряжения, приказывал немедленно связаться по радио или телефону с тем или иным полком, батальоном, с начальником тыла или артиллерийскими командирами. И все это быстро, энергично, без лишних слов.
Щуря усталые глаза, он поднялся мне навстречу, плотный, широкоплечий. Крепко пожал руку.
- Решили повоевать вместе с нами, товарищ полковой комиссар? Ну что ж, милости просим. Правда, у нас тут не очень уютно. Но что поделаешь? Этот КП временный. Засиживаться здесь мы не собираемся. Если все пойдет нормально, нынче к исходу дня разместимся на новом месте поудобнее.
- На войне не до комфорта. По-моему, даже хуже, когда люди привыкают к удобствам, начинают обрастать жирком, - ответил я в полушутливом тоне.
Подошел старший батальонный комиссар А. Д. Ульянов, успевший закончить свою телефонную баталию. По всей вероятности, он слышал мои последние слова, поэтому сразу же стал высказывать далеко не лестные замечания в адрес тыловиков дивизии, в частности начальника полевой походной хлебопекарни, который мало дает свежего хлеба, а из-за этого приходится выдавать сухари.
- Напрасно вы нападаете на хлебопека, Александр Дмитриевич, - возразил я. - Мы с товарищем Джавадовым вечером заходили на ваш походный хлебопекарный пункт. Оказалось, муки не хватает. Потому иногда свежий хлеб заменяют сухарями. Хлебопек тут ни при чем.
