получился меньше. Немножко... уменьшился. Потому что где-то чего-то гнилое, отвалилось, и все. А... но был поставлен на свое место. Вот. Они вернули снова на свои места. Вот, это было. Разбирали. И разбирали также дома... там, вот... сейчас, вот, увезены дома из Реккола, увезены дома в Хийтола. Там увозили к себе. Брали дома. Строились частные дома. И еще строили частные дома, перевозили в другое место. Те, которые дома хорошие. Много домов, конечно, сгорело. Много домов сожжено.
И А вот, еще у меня такой, вопрос: финны приходили... А вообще не забирали вещи какие-то? За вещами не приходили?
С Нет. Этого нет, не было, нет. Этого не было. Нет. А чего они будут забирать-то? За вещами еще идти им. Нет. Если он знал, где у него оставлено что-то, дак, он знал один. Мы же не знали об этом. Он знал. Он знал, где взять. Это уже его были проблемы. А кто его знает! Мы не знаем. Приходи... Вот, есть дома, вот, такие... ой... там за Ласанен... сейчас там поселка этого финского, уже давно нет. Но там отдельные дома были, xyтора. Там... изумительно красивые лесные места и лесные озера были. И вот, я сейчас вспоминаю, вот, этот домик один. Настолько... туда приди... так там никто и не жил. Туда финн мог свободно прийти в любое время. Если у него что было оставлено, он мог свободно найти, где у него спрятано. Дом стоял, как картинка, вот. Такой красивый. Среди леса. И около дома, вот, такая площадочка, выходишь... ну, вот, неохота уходить. Вот, такое, вот, впечатление. А мы ходили туда за грибами и ягодами. Но постепенно всё разрушалось. Разваливалось постепенно всё. Крыши рухнули. Стало течь, гнить всё стало постепенно. А потом уже любители природы дожгли пос... остатки. Придут, дак чего им там? Разведут, да ради удовольствия сделают, и всё.
И А вы хорошо знаете эти места, да? Вот, грибы, ягоды, где растут. Вот, это всё?..
С Я ходила, знала эти места, все там. Мы все места... потому что... основная тогда продукция, вот... лес кормил. [Тогда] после войны было очень голодно. Мы в лес ходили, знаю, мы землянику собирали иногда по четыре с половиной... вот, наберешь за день. Землянику лесную. По четыре с половиной литра набирали... На острова ездили. Приедешь, так, вот поляна, вот, усыпана, вот, понимаете, вот, усыпана. Но после этого идти на эти места, когда уже потом поздней — все заросло, изменилось уже. Кстати, у финнов очень э... порядок в лесу был. Везде порядок. Если там дрова, дак, они всегда уложены, эти дрова. Все у них аккуратно и чисто было. Не захламлен лес, не завален, вот. У нас ведь, сейчас беспорядок. Мы не умеем пользоваться лесом. Вилхо, вот, приехал. Дак, вышел на крестах [169]: «Ой, какой лес», — Вилхо. Лес какой... как же его фамилия? Астикайнен — это не... не здесь. Забыла, как фамилия. Вот. Он так радовался. Когда привхали впервые, когда разрешили сюда приезжать. Так радовались. А мы боялись. Нам стыдно было показать. Что вы!
ФИ Чего боялись?
С Боялись. Стыдно показать. То, что запущенность. Всех этих мест. Вот чего боялись. Стеснялись, вот, этой запущенности, вот, этой, стеснялись.
ФИ А тогда, в начале, у вас не шла речь, почему финны так хорошо жили, почему у них всё так красиво?
С У нас речь об этом всегда шла. Я знаю, я была в Финляндии. Вот, я ездила в Париккала [170]. Я была, ездила. Сейчас... мы смотрели, вот... на частной усадьбе были, у Раймо были. <...> Вот, мы у него были в гостях долго. И мы любовались. Там сейчас такой же порядок, как был. Но у нас что-то, вот, не срабатывает. Я не знаю, что не срабатывает. Но и потом... знаете, что. Хорошо, когда живут коренные люди. Когда, вот, постоянные жители живут. Коренные люди приехали. Но, когда это идет обмен населения... Приезжает — он всё смотрит, как на чужое. Он не как на свое смотрит. И он поэтому так относится к этому. И вот, нет, вот, такой забот... вот, временно пожил, бросил, поехал. Временно. И вот, нет такой заботы. И вот, нет такого постоянно... А финны жили... Он имел постоянно участок, постоянно усадьбу. Постоянно имел. Он знал. Вот, мы когда у Раймо спросили. Говорим: «Где ваши старики?» Он говорит: «Старики... мы поедем, — говорит, — на дачу к ним». Мы приехали. У стариков, вот, дом. Они уже... отец на велосипеде, правда, ездил. Ему за семьдесят лет. А мама уже не могла. И вот, они нас встретили там. У них — я обратила внимание, зашла — у них... дрова они показали. У них все сучки собраны, перерублены, и все в это... целое-целое — дровяник этих дров положен. Я говорю... а там Нейкен еще сказал, Леопольд Леонидович. А, говорит... вот, поля — были делянки, там, где они овес сеяли, да прочее всё сеяли... А, говорит... а теперь они засадили березой. Засадили березой. И вот, это у них посадки березы. «О! Раймо, у тебя такое, — говорит, — будет богатство. Береза ценится». Теперь нарастут... старики-то уже ничего не делают, не могут. Они только около себя, около дома — клубнички, да, там, картошечки, вот, это всё. А, говорит: «Будет такое богатство». И такими ровными рядами, вот, эти березы посажены. И потом мы по... я говорю: «А скажите, как вы используете площади, вот, в лесу?» — «Ягоды собираем и грибы». — «Вот, ваша усадьба, а, вот — усадьба соседа. Вы как, делите?» — «Нет, за грибами-ягодами ходим свободно. Мы ходим свободно». Он [говорит], за грибами и ягодами. Так, он стал спрашивать, вот, этот дед стал спрашивать. Говорит: «Скажите, пожалуйста, в военном городке, в Лахденпохья... — вот, он... — сохранился там или нет КПЗ?» Почему-то КПЗ. А Нейкен говорит: «КПЗ как было, так и есть. Тогда военный городок был. Еще ваш КПЗ». Он, видно, сидел в молодости в этом КПЗ. «Так он, — говорит, — и есть». — «А в Мустала есть магазин? В Мустала?» А до меня не дошло, что... где в Мустала магазин был. А я всё вспоминаю сейчас. Потом уже вспомнила, что в Мустала, в этом магазине... который был красивый магазин, — он небольшой, для местн... для сельской местности, низенький. Но огромные, вот, такие проемы, окна такие
