«Коалиция готова», – кричат с той стороны пролива. Но сейчас еще сомнительно, перейдет ли коалиция к военным действиям, необходимости в которых пока еще отнюдь нет. Положение, занятое союзными державами, настолько благоприятно, что оно само по себе создает постоянную угрозу для Германии и автоматически разрушает германскую нервную систему, потрясенную экономической борьбой и кризисами. Чтобы избежать этого давления, Германия готова уступать, удовлетворять предъявляемые к ней притязания и выпускать из рук одно преимущество за другим.
Пока велась подобного рода борьба, картина внезапно изменилась. В результате последних событий на Балканском полуострове Австрия оказалась там на значительное время связанной. Она требует от своих союзников поддержки, но сама предоставить ее им не может. Противнику удалось своей тактикой добиться такого положения, при котором каждая из центральных держав привязана к своему особому театру войны, и это мешает им своими объединенными, превосходными по численности силами нанести сокрушительный удар сперва одному, а потом другому врагу. Австрии приходится повернуть свой фронт на юг, Германии – на запад. Россия оставляет за собой право с помощью всей своей силы сказать решающее слово в том или другом пункте.
Несмотря на положение, ставшее для них гораздо более благоприятным, окружающие Германию враги все еще, видимо, не желают браться за оружие. Их многочисленные сомнения еще не устранены. Даже после своего разъединения Австрия и Германия все еще слишком сильны. Предварительно они должны быть ослаблены внутренними распрями. Национальная борьба в Австрии тщательно раздувается с помощью дружеских представлений дипломатии, при содействии возбуждающих борьбу депутаций и боевых призывов прессы. Недавно обнаружилось, что в Германии та же цель может быть достигнута с помощью небольшой газетной статьи и хитроумно составленных устаревших жалоб. Но для грядущей борьбы – независимо от того, будет ли она вестись с оружием в руках или другими средствами, – требуются, хотя бы перед лицом внешнего мира, «единый братский народ» и большая сильная, мощная армия, руководимая крепкой рукой и исполненная неограниченной веры в свои возможности.
Альфред фон Шлиффен О МИЛЛИОННЫХ АРМИЯХ [247]
«Миллионные армии» не представляют собой современного изобретения, они издавна исторически подготовлялись. Армия, с которой Фридрих II приступил к преобразованию Германии, едва насчитывала 100 000 чел., но относительно, в сопоставлении с 21/2 миллионами населения тогдашней Пруссии, она значительно превосходила те бесчисленные массы, которые в настоящее время будут выставлены 65 миллионами немцев при объявлении войны. Относительно еще гораздо значительнее было то количество призывников, молодых и старых, которых совершенно изнуренная и обессиленная Пруссия сумела выставить в действующую армию в 1813 г., чтобы сбросить ярмо, лежавшее на ней и на всей Германии. Из этих рыхлых масс Вильгельм I создал армию, которая, внутренно укрепившись, стала гораздо многочисленнее, чем армии значительно более крупных и сильных соседей. С ней он выиграл сражение при Кёниггрэце, и из нее возникла германская миллионная армия, которая сокрушила Францию. Лишь энергичными мерами и при большом напряжении можно создавать великие вещи и осуществлять великие идеи. Германская империя также возникла лишь с помощью армии, которая по своим размерам, казалось, должна была исчерпать все силы до дна.
Побежденные поняли слишком поздно, чего им не хватало и на какой неравный бой они решились. Тогда все страны европейского континента ввели всеобщую воинскую повинность, чтобы создать миллионные армии, устранить Германскую империю и восстановить прежнее положение. Миллионные армии они действительно создали, но возлагавшиеся на эти армии надежды не осуществились. Всеобщая любовь к миру была будто бы слишком велика для того, чтобы допустить войну. На самом деле все европейские державы в течение последних сорока лет вели войны, хотя и против более слабых, хуже вооруженных и недостаточно обученных народов. Следовательно, не любовь к миру удерживала их от войны в Европе. Они боялись применить то могучее оружие, в умении манипулировать которым они сами далеко не были уверены. Кроме того, им не улыбалась перспектива войны, в которой знатным и незнатным, богатым и бедным одинаково предстояло испытать картечный огонь. Они опасались, что союзники отступятся, что ненавистный неприятель окажется сильнее их, что война примет непредусмотренные размеры и будет иметь неисчислимые последствия. Именно этот огромный, неизмеримый размах снова и снова предписывает им оставаться в покое. Поэтому никто не может в меньшей мере, чем немцы, стремиться к сокращению армии. Ведь от страха, внушаемого ее армией, зависит мир в Европе. К тому же миллионная армия 65 миллионов немцев немногим сильнее, чем, например, армия 45 миллионов французов. Лучшее обучение и управление ею необходимы для того, чтобы сохранить вес германской армии. Правда, утверждают, что управление миллионной армией представляет почти неразрешимую проблему. В этом утверждении верно лишь то, что командование армией как большой, так и маленькой всегда составляло большое искусство. Но вряд ли можно доказать, что сложность его возрастает в равной степени с ростом численности самой армии. Были генералы, которые терпели полнейшую неудачу с 300 тысячами человек. Но этим еще не сказано, что им удалось бы привести к победе 100 тысяч или 50 тысяч человек. Несомненно лишь то, что не нашлось ни одного полководца, который жаловался бы на чрезмерную численность порученной ему армии, но все без исключения сетовали на ее недостаточность.
Альфред фон Шлиффен РЕЧЬ, ПРОИЗНЕСЕННАЯ 25 НОЯБРЯ 1900 г. НА БАНКЕТЕ В ГЕНЕРАЛЬНОМ ШТАБЕ ПО СЛУЧАЮ СТОЛЕТИЯ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА МОЛЬТКЕ
В той юбилейной книге, которую подготовило к завтрашнему дню военно-историческое отделение Генерального штаба, высказывается сожаление, что покойный фельдмаршал не произвел научного анализа существа войны и не создал, подобно многим другим, ее теории. Это сожаление мы все, конечно, разделяем. Нам хотелось бы иметь такую книгу, из которой каждый человек, обладающий пытливым умом, мог бы узнать, каким образом можно выиграть три войны, брать в плен целые армии и заканчивать войну ровно в столько дней, сколько недель, месяцев и даже годов требовалось для этого другим полководцам. Это наше желание осталось неосуществленным. Фельдмаршал стремился разрешить великие стратегические проблемы не в увесистых томах со многими главами и бесчисленными параграфами, он ограничил свое объяснение существа войны немногими словами: «Стратегия представляет собой умение находить выход из положения ( Aushilfen )». Это может казаться камнем, который предлагают голодающему вместо хлеба, или изречением оракула, которое скорее вводит в заблуждение, чем разъясняет. Эта фраза представляется нам ничем, но оказывается всем. Это – протест против тех, которые ищут единственное спасение в теории, в методе, во внешних или внутренних линиях, в охвате или прорыве. Это утверждение сводится к тому, что в любом случае надо находить самое целесообразное; оно требует для полководца полной свободы делать то, посредством чего он считает возможным достигнуть победы.
